— Значит, он правда был убит в пятницу?
— Если ты на меня поднажмёшь, то я сумею выложить тебе всё за одну минуту!
Морс выглядел очень самодовольным во время своего рассказа, и Льюис разрывался между желанием удовлетворить любопытство и нежеланием и далее потворствовать раздутому самолюбию шефа. Тем более что ему показалось, будто он наконец-то поймал момент истины… Да, конечно. Ноукс говорил, что… Он несколько раз кивнул самому себе. Но любопытство возобладало:
— А с кинотеатром как быть? Это была туфта?
— Разумеется, нет. Это была как бы туфта, но так получилось — не очень удачно с точки зрения убийцы, — что это дало нам целый ряд важнейших зацепок. Задумайся на минутку. Всё, что мы начали узнавать о смерти Квина, отодвигало её всё дальше и дальше во времени. В двенадцать двадцать он позвонил в школу в Бредфорде, примерно полвторого отправился в «STUDIO 2», оставив в кабинете записку для секретарши. Без четверти пять он вернулся в синдикат и вскоре уехал домой. Там он отправляет записку домработнице и приносит из магазина продукты. Примерно десять минут шестого слышали, как он разговаривал по телефону. Несомненно, что никто, кроме миссис Фарт, не заходил к нему до полседьмого или около того, поскольку миссис Гринуэй не спускала глаз с дорожки к дому. Что получается? Получается, что Квина убили этим вечером, но позднее либо на следующее утро. Медицинское заключение не давало оснований предпочесть то или другое, поэтому нам приходилось полагаться только на себя, что мы и делали. Но если начнёшь суммировать все свидетельские показания, то выходит, что фактически никто не видел Квина в пятницу после полудня. Взять хотя бы телефонный звонок в Бредфорд. Если ты школьный учитель, а все сотрудники синдиката в своё время преподавали в школе, то тебе известно, что двенадцать двадцать — самое неподходящее время, чтобы дозвониться кому-нибудь из педагогического состава. В некоторых школах уроки заканчиваются раньше, но таких школ немного. Другими словами, этот звонок был сделан без малейшей надежды достичь цели. Конечно, если не считать целью намерение провести меня за нос. В этом случае, боюсь, цель оказалась достигнута. А теперь возьмём записку, которую оставил Квин. Нам известно, что Бартлет до некоторой степени самодур в вопросах внутреннего распорядка, и одним из его правил является то, что все его помощники, отправляясь куда-либо, должны оставлять уведомление. Квин проработал в синдикате три месяца, и, будучи понятливым молодым человеком, желающим угодить боссу, он, видимо, за это время понаоставлял не один десяток коротких писулек. Кто угодно, если бы ему или ей пришло это в голову, мог взять одну, особенно если этому человеку нужна была записка, чтобы подкрепить своё алиби. И кто-то так действительно поступил. Далее — телефонный разговор, который слышала миссис Гринуэй. Но опять же, она не видела, кто говорит по телефону. Она очень волновалась, нервничала, думала, что вот-вот начнутся роды. Не хватало только подслушивать чей-то разговор в такой момент. Ей хотелось одного — чтобы поскорей освободили линию! Услышав в очередной раз голоса, она к ним не прислушивалась — мечтала, чтобы просто поскорей закончился разговор. А если в это время в основном говорил другой — тот, кому звонил, как она думала, Квин? Теперь понял, почему я подумал на Рупа? Если вместо Квина разговаривал Руп — вставляя иногда «да», «нет» и тому подобное, — то миссис Гринуэй, которая и сейчас утверждает, что она почти ничего не слышала, автоматически предположила, что это Квин. Они оба — и Квин и Руп — приехали из Бредфорда, и оба говорят с заметным северным акцентом, а миссис Гринуэй явно запомнила только то, что один из голосов был интеллигентный, культурный. Согласен, что на этом далеко не уйдёшь. Наверняка мы можем утверждать лишь то, что телефонная беседа велась не между Квином и Рупом. Но я и так это знал, потому что знал, что в тот момент, когда кто-то беседовал по телефону из комнаты Квина, того уже несколько часов как не было в живых.
— Ему здорово повезло, что миссис Гринуэй…
Морс закивал:
— Да. Но удача не всегда была на его стороне. Вспомни про миссис Фарт…
— Вы уже объясняли, как это могло быть. Вот только со «STUDIO 2» мне не совсем понятно.
— Неудивительно. Каждый, кто говорил об этом, лгал нам. Позволь привести несколько наводящих фактов. Мартин и Моника Хайт в пятницу решили пойти на дневной сеанс в кино, тем не менее они упрямо старались изменить своё алиби. Заметь, крепкое алиби на паршивое. Попробуй себя спросить почему, Льюис. Я нахожу единственно разумный ответ: они оба — или один из них — увидели нечто такое, о чём они не хотели распространяться. Теперь мне кажется, что, по крайней мере, Моника готова сказать чистую правду. Я спросил у неё, видела ли она, как кто-то входил в «STUDIO 2», и она ответила «нет», — Морс медленно улыбнулся. — Теперь понимаешь, что я имею в виду?
— Нет, сэр.
— Подумай ещё разок, Льюис! Что бы ни случилось в ту пятницу в начале дня, Мартин и Моника, как видишь, остались смотреть фильм. Даже если что-то потрясло их — или, как я говорил, одного из них, — это не заставило их покинуть кинотеатр. Мне продолжать?
Продолжать ли ему?! Ха-ха! Льюис был сбит с толку ещё сильнее, чем раньше, но его любопытство не давало ему покоя.
— Но при чём здесь Оглби?
— Ага! Мы к этому как раз и подошли. Оглби мне лгал, Льюис. В одном-двух местах он сказал мне ложь чистой воды. Но подавляющее большинство из сказанного им было правдой. Ты присутствовал при нашей беседе и, если тебе хочется немного правды — загляни в свои записи. Там ты найдёшь кое-что весьма любопытное. Например, то, что всю пятницу он провёл в синдикате.
— Вы думаете, что он действительно был там?
— Я это знаю. Он просто обязан был там быть.
— О! — воскликнул не прозревший Льюис. — И в «STUDIO 2» он, полагаю, был тоже?
Морс кивнул:
— Да, только позже. И вспомни, что он тщательно перерисовал другой билет — тот, что был найден в кармане Квина. Теперь вот тебе трудная задачка, Льюис: когда и зачем Оглби это сделал? Ну?
— Я не знаю, сэр. Чем дольше я об этом думаю, тем сильней это меня смущает.
Морс встал и прошёлся по комнате.
— Это легко, если хорошенько подумать, Льюис. Задай себе всего один вопрос: почему бы ему просто не взять этот билет? Он должен был его видеть, должен был держать в руках. Есть только один ответ, не так ли?
Льюис с надеждой кивнул, и Морс (слава Богу!) продолжил:
— Да. Оглби не рассчитывал найти этот билет, однако он его нашёл. Он понял, что этот билет был приготовлен с какой-то целью. Он понял, что должен оставить его на том самом месте, где он его нашёл.
Зазвонил телефон. Морс ответил, что сейчас придёт.
— Пошли со мной, Льюис. Приехал его адвокат.
Подходя к камерам предварительного заключения, Морс спросил Льюиса, знает ли тот, где находятся островки Лангерганса.
— Что-то знакомое, сэр. В Балтийском море, верно?
— Нет, неверно. Они в панкреасе, если ты знаешь, что это такое.
— Как ни странно, знаю, сэр. Это поджелудочная железа, которая выделяет секрет в двенадцатиперстную кишку.
Морс в восхищении вскинул бровь. Один — ноль в пользу Льюиса.
29
Глядя на людей со слуховыми аппаратами, собравшихся в четверг вечером на занятия, Морс напомнил себе, что в последние недели этого семестра Квин приходил сюда и вместе со своими товарищами познавал секреты беззвучного общения. Учеников было восемь, они сидели перед учительницей в один ряд, и расположившемуся сзади Морсу казалось, что он смотрит на экран телевизора, у которого выключен звук. Учительница что-то говорила, так как её губы шевелились, и сопровождала речь естественными жестами. Но при этом не издавала ни звука. Когда Морс наконец отделался от мысли, что он сам вдруг стал глухим как пень, он стал следить за губами учительницы более внимательно, изо всех сил стараясь разобрать слова. Время от времени кто-нибудь из учеников поднимал руку и беззвучно задавал вопрос, тогда учительница писала слово на доске. Как правило, трудные слова — озадачивавшие весь класс — начинались с букв «п», или «б», или «м»; реже — с «т», «д» или «н». Чтение по губам, несомненно, было очень хитроумным навыком.