Двадцать минут четвёртого Бартлет набрал «пятёрку» по внутренней связи:
— Квин, это вы?
— Алло?
— Можете зайти ко мне в кабинет на минутку?
— Простите, я не очень хорошо вас слышу.
— Говорит Бартлет. — Он почти кричал в трубку.
— Простите. Понимаете, я плоховато вас слышу, доктор Бартлет. Я зайду сейчас к вам в кабинет.
— Это как раз то, о чём я вас прошу!
— Простите?
Бартлет в сердцах бросил трубку и тяжело вздохнул. Очень скоро он перестанет звонить этому парню. И все остальные тоже. Это бессмысленно.
Квин постучался и вошёл в кабинет.
— Садитесь и позвольте мне ввести вас в курс дела. Когда вы вчера занимались составлением билетов, я познакомил остальных с некоторыми деталями небольшой… э-э… вечеринки, которая состоится у нас на будущей неделе.
Квин довольно легко схватывал сказанное.
— Вы имеете в виду — с нефтяными шейхами, сэр?
— Да. Это будет весьма важная встреча. Я хочу, чтобы вы это понимали. За последние несколько лет синдикат еле-еле остался при своих, и, видите ли, если бы не наши связи с некоторыми из молодых нефтяных государств, то мы быстро обанкротились бы. Это чистая правда, запросто обанкротились бы. Так вот, мы проконтактировали с нашими школами, расположенными в тех краях, и нас очень просили подумать о новой программе экзамена по новейшей истории. Для начала на обычном уровне. Вы знаете, что это за круг вопросов: Суэцкий канал, Лоуренс Аравийский[5], колониализм, э-э… культурное наследие, разработка природных ресурсов. Такой ют круг вопросов. Как вам кажется, по-моему, гораздо актуальней, чем вариации на тему Алой и Белой розы?
Квин неопределённо кивнул.
— Суть вот в чём: я хочу, чтобы вы подумали над моим предложением до понедельника. Набросайте ваши соображения. Ничего особо не детализируйте. Только план. В понедельник покажете мне.
— Постараюсь, сэр. Не могли бы вы повторить одну фразу? Вы сказали — вариации на тему «Алла имела розу»?
— Алой и Белой розы, молодой человек, Алой и Белой розы!
— Ах да. Простите.
Квин слабо улыбнулся и покинул комнату в глубоком смущении. Он бы не возражал, если бы Бартлет порой шевелил губами немного выразительнее.
Когда Квин ушёл, секретарь полуприкрыл глаза, скривил рот, словно только что выпил ложку уксуса, и обнажил зубы. Он опять вспомнил о Рупе. Руп! Какой однако же осёл!
3
Весь октябрь самочувствие фунта стерлингов оставалось темой, вызывающей всеобщий, хотя и унылый, интерес. О его значительном обесценении по отношению к другим европейским валютам и доллару торжественно сообщалось (с точностью до сотых долей) во всех выпусках радио- и теленовостей: утро вроде бы начиналось для фунта неплохо, но позже он едва держался на ногах по сравнению со своими континентальными соперниками. Казалось, что фунт случайно привстал на одре, дабы показать миру, что слухи о его смерти преувеличены; однако почти неизменно такая попытка оказывалась непосильной, и очень скоро он опять лежал в прострации, соскальзывал, падал, почти отдавая концы, — пока наконец вновь не привставал на одном локте, скромно хлопал глазами на суетящихся вокруг иностранных финансистов и поднимался на один-два пункта на международном денежном рынке.
И хотя в ту осень расхождение в балансе платежей увеличивалось ещё значительней; и хотя огромный нефтяной дефицит мог быть покрыт только при помощи интенсивных вливаний из Международного валютного фонда; и хотя число безработных возросло до немыслимой отметки; и хотя на долговые ссуды свалилась беспрецедентная куча дел; и хотя зарубежные инвесторы считали, что Лондон более не является достойным адресатом для их финансовых излишков, — всё же, несмотря ни на что, у наших зарубежных друзей оставалась твёрдая и трогательная вера в действенность и результативность британской образовательной системы и, как следствие этого, в честность и справедливость британской системы публичных экзаменов. Ура!
Вечером третьего ноября, в понедельник, многие держали путь в номера оксфордских гостиниц: деловые люди и мелкие коммерсанты; гости из-за границы и гости местные — каждый выбирал себе отель в соответствии с размерами командировочных, суточных, достоинством дорожных чеков или суммой, отложенной на отпуск. Выбирали дешёвые отели и отели шикарные, но в основном более дешёвые, хотя и они (видит Бог) были достаточно дороги. Комнаты, в которых по ночам журчали и гудели смывные бачки; комнаты с заклинившими оконными рамами и скрипучими досками под вытертым половиком. Но пятеро эмиссаров из княжества Аль-Джамара благополучно поселились в прекрасных номерах, которые мог им предложить отель «Шеридан». Ранним вечером они славно подкрепились, умеренно выпили, щедро оделили прислугу чаевыми и, как один, поднялись к себе в номера, чтобы нырнуть в крахмальные белые простыни. Домашние проблемы, личные проблемы, проблемы со здоровьем — любая из этих проблем, несомненно, могла бы нарушить безмятежное течение их мирного сна, но деньги были той проблемой, которая не беспокоила никого из них. Сразу после Второй мировой войны под, казалось, бесплодными песками их страны разведали нефть — притом высокого качества, в огромном количестве, — и доброхотный, относительно совестливый деспот в лице родного дяди, нынешнего шейха Ахмеда Дубала, не только привлёк американский капитал для разработки месторождения, но и неизмеримо украсил жизнь большинства подданных Аль-Джамары. Дороги, больницы, торговые центры, плавательные бассейны и школы не только планировались — но строились; и в таком, всё сильнее тяготеющем к западным стандартам обществе настоятельной потребностью наиболее богатых подданных стало хорошее образование для их детей. И вот прошло уже пять лет с тех пор, как в Аль-Джамаре были установлены прямые связи с Синдикатом по экзаменам для иностранных учащихся.
Двухдневная конференция началась в десять тридцать утра во вторник, четвёртого ноября, и на предварительной беседе за чашкой кофе состоялось много рукопожатий, много знакомств, все улыбались друг другу и царило общее благодушие. Смуглые арабы были одеты почти одинаково: в тёмно-синие костюмы, ослепительной белизны сорочки и спокойные галстуки. Квин ещё недавно ждал этого дня с опаской, но вскоре он, к своему величайшему облегчению, обнаружил, что арабы говорят на изумительно точном и беглом английском, подпорченном, правда, нечастыми ляпсусами в употреблении простейших идиом, но отчётливом и (для Квина) почти по-детски понятном. Два дня пролетели быстро и восторженно: пленарные заседания, личные встречи, общие дискуссии, частные беседы, оживлённые разговоры, хорошая еда, кофе, шерри, вино. В целом мероприятие имело большой успех.
В среду вечером арабы заказали анфиладу Дизраэли в отеле «Шеридан» для прощального ужина, и все постоянные сотрудники синдиката вместе с жёнами и возлюбленными, а также правление синдиката были приглашены на банкет. Сам шейх Ахмед, облачённый в традиционную одежду Ближнего Востока, занял место подле блистательной Моники Хайт, одетой в изысканный бледно-сиреневый брючный костюм. А Дональд Мартин, поскольку он сидел рядом со своей неказистой маленькой женой, чья белая юбка была измята, а чёрный джемпер усыпан перхотью, чувствовал себя всё более и более несчастным. Шейх, очевидно, присвоил себе миловидную Монику на этот вечер. Он периодически наклонялся к ней, сверкая бело-золотой улыбкой — интимной, доверительной. И она улыбалась в ответ — польщённая, внимательная, манящая… Квин, конечно, их тоже заметил. Доедая салат из креветок, он стал наблюдать за ними более внимательно. Речь шейха так и лилась, но были его слова предназначены одной только Монике или нет — оставалось для Квина открытым вопросом.
5
Шоу Томас Эдвард (Лоуренс Аравийский) (1888–1935), — английский археолог, писатель и военный.