Все твои телефоны хранят зловещее молчание. Это немного обескураживает. Моран тоже ждет. Сейчас все ждут, все заняли позиции, замерли, приготовились к броску. Взяв пару телефонов, ты смотришь на них, не отрываясь, покачиваешь в ладонях. А я смотрю на твои руки, на такие длинные пальцы. Их кончики хочется поцеловать, хочется почувствовать, как впиваются мне в спину твои ногти. Шерлок, ты уже сделал все возможное. Отложи телефоны. Посмотри на меня. Сядь рядом, положи голову мне на колени, я буду гладить твои волосы. Не думай о нем больше. Мы поймем, когда он нажмет на «пуск».
Все, хватит. Наблюдение за тобой ничего не меняет. Нужно попробовать что-то написать, это вполне неплохой способ убить время. Общая идея вполне понятна, нужно лишь все записать. Есть наброски, есть комментарии редактора. С чего все началось. Так она сказала. Начните с самого начала. Истории о том, как все начиналось, всем нравятся. Вопрос концовки она великодушно обошла вниманием. Интересно, понимала ли она, что именно ты для меня значишь, лучше, чем это когда-либо могла понять Мэри. Может быть.
Наброски к «Этюду в розовых тонах» я уже сделал. Все начинается с кошмарного сна. Не хочу писать об этом. Может быть, сделаю эту часть потом. Можно начать с моей прогулки в парке, с того, как я столкнулся со Стэмфордом. Кофе, голуби, «кто меня вытерпит»… Встреча с судьбой, когда я был на самом дне и слабее некуда.
Шерлок? Ты даже СМС отправлять перестал. Просто смотришь на экраны, просто ждешь. Даже наблюдать за этим – мучение, правда. Иди сюда.
Твоему нетерпению здесь тесно, я знаю. Для него слишком мало этой квартиры, слишком мало самого мира.
Я помню тот день, когда мы впервые появились здесь. Я опирался на трость, смущаясь из-за своей непонятной хромоты, пытаясь ее скрыть изо всех сил. До этого недолго, это будет во второй главе.
Я помню запах этой квартиры. Каждое место пахнет по-своему, не правда ли, и запах всегда о чем-то говорит. Я не столь наблюдателен, как ты, но запахи помещений замечаю всегда. Заботятся о квартире или нет, давно она пустует или только освободилась, новый ли дом, живут здесь родители с малышом или одинокий старик, жильцы, обожающие выпечку или ненавидящие чистить туалеты, и так далее… Запах – это легкий намек на то, какой будет жизнь в этом месте, на то, кто жил здесь до тебя. Он говорит, кем ты станешь, если подпишешь контракт и переедешь сюда.
Иногда мне кажется, что определенный тип людей селится в определенных квартирах десятилетие за десятилетием. Быть может, их привлекает район, какая-то особенность планировки или запах. Безумный гений и хромой последовательный сторонник единобрачия, хранящий пистолет в ящике стола; тот, кто создает вдохновенный бардак, и долготерпеливый любитель чистоты, каждый вечер наводящий в шкафах порядок; тот, кто обычно заваривает чай, и тот, кто обычно забывает его выпить. Ты входишь в квартиру, и она спрашивает: ты сюда впишешься? Ты – один из тех двоих? Как будто в каждой квартире есть предопределенные, записанные где-то в стенах роли, что предстоит играть. Это место твое? Кем из тех двоих станешь ты?
Я пропитался запахом квартиры «221б». Или она – моим.
Может, стоит начать именно с этого, с квартиры. Именно она сделала нас тем, что мы есть. Мы прибыли сюда, и каждый из нас занял свое место. Мы – две противоположности, слитые в единое целое.*
Помню, я поднимался по лестнице и думал, что это, наверное, неподходящий вариант. Ступеньки. А я - с тростью. Правда, мне не хотелось, чтобы это меня сдерживало: ни капли, я вполне способен справиться с собой. Я могу с этим справиться. Я хотел следовать за тобой - вот все, что я знал. Ты восхитил меня. Этот твой из ряда вон выходящий сайт, твой умный взгляд… То, как много ты узнал обо мне тут же… Я был заинтригован. Не знаю, быть может, уже тогда я понял, что могу тебя полюбить.
Не хочется даже допускать мысль о том, что я тогда воображал, будто ты сможешь меня спасти. Таким оптимистом я вовсе не был.
Интересно, не получится ли из этого в итоге любовная история. Она могла бы перескочить через ряд реальных преступлений непосредственно к романтике: мы встретились, полюбили друг друга, ты разыграл самоубийство, и ты вернулся. Нет. Это был бы воображаемый ты и воображаемый я. И в начале, в самом начале, все было вовсе не так. Таким все стало лишь после. Не знаю.
Мы зашли в эту квартиру вместе. Ты ей гордился, пытался похвастаться ею, самую малость. После той комнатушки, где я жил, «221б» показалась дворцом. Она выглядела почти до неприличия огромной. Ну, правда, кому нужно столько места? Остатки щедрости девятнадцатого века, результат годами производимых обновлений и снесенных, чтобы что-то вместить, стен. Насколько я могу судить, свой окончательный вид это место приняло в результате ряда неудачных попыток его осовременить.
Вопреки всем этим усилиям квартира не выглядит и никогда не будет выглядеть современной – она Викторианская до мозга костей. Она была и навсегда останется жильем Викторианской эпохи. Ее разобрали на кусочки, а затем воссоздали вновь, поддавшись влиянию моды и обстоятельств, подготовили для кого-то выдающегося и впечатляющего. Для такого, как ты.
Гостиная огромна по любым меркам. Не будь всех этих твоих коробок, стопок бумаг и книг, гарпуна и тех прочих вещей, которые абсурдно держать в квартире – она казалась бы пустой и нелепой. Пространства здесь с избытком. В кухне я без труда обходил твои многочисленные эксперименты, а масленке и хлебнице всегда находилось место среди всех этих мензурок и колб. Кто бы ни строил этот дом, он знал, что жильцам «221б» потребуется много пространства, чтобы разместиться вдвоем.
Но, несмотря на это, прямо сейчас тебе здесь тесно. Ты снова расхаживаешь по комнате. Ты терпеть не можешь быть в ловушке, ожидание тебе ненавистно. Подходишь к окну, отдергиваешь занавеску. Не нужно, Шерлок. Отойди оттуда. Но ты не двигаешься, остаешься на месте, стоишь там, будто вглядывающийся в ночь призрак. Как будто можешь заставить фургон взорваться силой взгляда. Ты стоишь слишком близко, а мы не знаем, какой именно силы будет взрыв. Быть может, Моран как раз и ждет твоего появления у окна, быть может, он уже внутри периметра. Может, желает убить нас обоих.
Я не скажу ничего, пусть мне и хочется обратного. Отойди оттуда, Шерлок. Мы застряли здесь, он прижал нас к ногтю, загнал тебя в угол и даже не подозревает об этом. Здесь мирно, тихо. Отвратительно, знаю. Ты этого не выносишь. Отойди от окна, Шерлок. Иди ко мне, ляг рядом, я прочту тебе уже написанное.
Начну с кошмара и двинусь вперед. Ты знал, что они мне снятся? Я ни разу тебе не признавался в этом, но ты, вероятно, знал.
Уже за полночь. Я вымотан. Миссис Хадсон оставила на журнальном столике печенье, мы пока съели лишь половину. Полагаю, она тоже нервничает: заняться выпечкой – весьма продуктивный способ борьбы с волнением. Она сказала, что идет в кровать, но крайне сомневаюсь, что она сейчас спит. Вероятно, просто смотрит в потолок и ждет, когда услышит это. Бум. Звук взрыва. Мы все в ожидании, и стены едва сдерживают нас.
Отлично: смотри в окно, Шерлок. Я попытаюсь хоть что-то написать. С чего начать? Конечно, с моей жуткой комнатушки, с прогулки в парке. Это ведь даст общее представление. Мне нужно объяснить, кем я был до встречи с тобой.
Из Афганистана я вернулся с простреленным плечом и непонятной хромотой. Я снова был в Лондоне, но чувствовал себя потерянным. Ночи были полны кошмаров о перестрелках, духоте и песке. Я просыпался и видел стены крохотной комнатушки, слышал, как стучит по подоконнику дождь. Все казалось таким временным, вся моя жизнь сжалась до пространства внутри этих четырех стен, одного чемодана, трости и психотерапевта. Я не знал, куда себя деть. Война осталась далеко, я был один во всем мире, не считая сестры, но с ней мы никогда не ладили. Я был одинок, жил в крохотной комнатке и понятия не имел, что же мне делать с доставшейся мне жизнью. И вот, в один день, прогуливаясь по парку, я услышал, как кто-то меня окликнул.