Джеймс пожал плечами, немного подумал и кивнул.
+++
Они устроились на диване в гостиной. Джаспер начал издалека. Он почему-то чувствовал потребность рассказать все с самого начала. Поблекшие воспоминания оживали в его памяти, заново обретали краски, звуки и запахи. Родители, брат и сестры, друзья детства, боевые товарищи по очереди проходили перед его мысленным взором.
Джеймс слушал внимательно. Изредка останавливал жестом руки, задавал вопросы и злился, когда Джаспер не мог сразу понять его. Узнав, что семья Джаспера была богата, ухмыльнулся, и эмпата окатило пренебрежением, как ледяным душем.
— Не спеши с выводами! Я не был избалованным богатеньким мальчиком, — и Джаспер перешёл к рассказу о том, как наврал вербовщику, завысив возраст, чтобы попасть на фронт, и о войне. Пренебрежение ушло, но отторжение осталось.
«Только бы Джеймс не оказался из «белой голи», с опаской подумал Джаспер. «Или, что ещё хуже, янки». В этом случае все надежды и планы Джаспера можно было бы похоронить прямо сейчас. Пусть они оба уже давно не люди. Но, как и многие другие вампиры, кое-каким предрассудкам и Джаспер, и Джеймс наверняка остались верны и после смерти. Была в этом некая горькая ирония: до дрожи в коленях вожделеть кого-то, чье место — по другую сторону баррикад.
— А потом, однажды ночью, я встретил ее. Марию.
Чтобы отвлечься от непрошеных мыслей, Джаспер начал рассказывать о своем обращении. О том, какой восторг у него вызвало прекрасное трио — Мария, Нетти и Люси. О своих первых шагах в новой ипостаси. Об армии новообращенных и войне, в которой ему пришлось участвовать. Лишь о своем даре Джаспер решил промолчать. Жизнь научила его тому, что чем меньше другие знают о тебе — тем лучше. Дать такой козырь хитрому, изворотливому, коварному вампиру вроде Джеймса? Во всяком случае, не сейчас.
Джеймс снова остановил его, вытянув руку раскрытой ладонью вперед. Потом приложил ее к груди слева, где сердце, пристально смотря в глаза.
— Любил ли я ее? Да, и очень. Даже когда понял, что Мария меня использовала. Лишь годы спустя, встретив Элис, я излечился.
Джаспер грустно улыбнулся. Как бы ни сложилась его жизнь дальше, он всегда будет благодарен Элис. Тогда ее радость и оптимизм спасли его, вытянули из черной ямы депрессии. В тот момент это было именно то, в чем он нуждался.
Джеймс продолжал прижимать ладонь к сердцу. Джасперу даже показалось, что его взгляд говорит — «а что насчет той коротышки?».
— И снова, мой ответ «да». Любил без памяти. Я до сих пор благодарен ей за все.
Муки совести, было поутихшие, вновь напомнили о себе. Джаспер дал себе слово: обязательно узнать, как у дела в Вольтерре. Видит Бог, он очень хотел бы помириться с Элис, и из разряда «ненавистный бывший» перейти хотя бы в разряд «хороший знакомый».
— Прости, но новейшие события я обсуждать пока не могу. — Джаспер устало потер лоб, как человек.
В нескольких предложениях он обрисовал, как они с Элис нашли Калленов, их жизнь вместе. Не умолчал и о своей жажде крови и срывах. И поразился, замолкая: когда Джаспер дошел до этого места, Джеймс вдруг взял его руку и слегка сжал пальцы, словно ободряя. Будто бы хотел сказать — я понимаю тебя. С кем не бывает. Мы с тобой одной крови, бро.
— Ну, теперь ты знаешь все. Не хочешь рассказать о себе?
Ищейка улыбнулся, у него вырвался смешок. Джаспер мог поклясться, что ему чудится насмешливый голос — «Как рассказать? На языке глухонемых?».
— Хм… есть идея. — Джаспер поднялся и, на полной вампирской скорости, рванул на кухню. Там, лишь по недоразумению не выброшенные в мусор, на кухонном столе грудой лежали ручки, ежедневники, блокноты и еще какая-то мелочь с логотипом риэлторской фирмы, продавшей Джасперу этот дом. Он, помнится, все собирался вынести всю кучу на помойку, да откладывал.
— Напиши, — протянул Джеймсу ручку и толстую тетрадь.
На лицо Джеймса легло растерянное выражение, он опешил. В его душе поднялось стеснение и стыд.
— Ты не умеешь? — изумился Джаспер. — Но как?! Читать-то ты точно можешь! Иначе, как бы использовал человеческие изобретения на охоте? Как пользовался бы телефоном? Разбирал дорожные знаки?
Джеймс неопределенно пожал плечами, хмуро смотря в сторону.
— Ты рожден в то время и в том слое общества, где грамотность не была в приоритете, — предположил Джаспер. Джеймс кивнул, все еще не смотря на него. — Тогда нарисуй, — и снова настойчиво протянул ему ручку и тетрадь. — Начнем с простого. Откуда ты?
Джеймс поудобнее пристроил тетрадь на коленях и начал рисовать. Штрих за штрихом, и Джаспер узнал очертания Великих озер. Затем, возле озера Эри, появился схематичный маленький блокгауз в окружении деревьев. Возле блокгауза Джеймс быстрыми движениями обозначил две фигурки, женскую и мужскую. Мужчине он пририсовал высокую шапку с хвостом какого-то животного, ружье за плечами и улыбку во все лицо. Женщину случайно — должно быть, пальцы еще плохо слушались, наградил огромными, с ее голову, грудями. Также пририсовал ей улыбку и, как раз между грудей, большое сердце, как его рисуют на картинках или открытках.
— Она была доброй, — вполголоса промолвил Джаспер. Джеймс коротко кивнул и продолжил.
Между мужчиной и женщиной появилась еще одна фигурка. Копия мужской, вплоть до ружья, только меньше, да улыбка шире.
— Когда это было? Ты старше меня?
Ответом был кивок. Ищейка рисовал, не поднимая глаз, полностью уйдя в этот процесс.
Чуть ниже на листе, под фигурками, возникли два флага — под мужской с тремя вертикальными полосами — французский, под женской — британский. Затем — еще два, снова британский и флаг США. Но не такой, каким его привыкли видеть: на том месте, где на синем поле размещаются пятьдесят звезд, находился маленький британский флаг. Между знамёнами ищейка одним росчерком обозначил молнию.
— Война за независимость. Действительно, старше.
Пользуясь тем, что Джеймс полностью погразился в рисование, Джаспер придвинулся ближе. Они почти соприкасались плечами.
— И что же случилось потом? Тебя обратили, и ты был вынужден оставить любящую семью? — с сочувствием спросил он.
Ответом ему была злая ухмылка. Ручка быстрее заметалась по бумаге. В душе Джеймса поднялась давняя злоба и удовлетворенная жажда мести.
В тетради, прямо за лесом, окружавшим хижину, появилось несколько вигвамов. Затем, на другом листе — места уже не хватало — снова возникли знакомые фигурки. Мужская лежала на земле, окруженная фигурками с луками, стрелами и перьями в волосах. Голову Джеймс нарисовал не круглой или овальной, а полукруглой, будто бы у нее срезали половину. Вместо глаз — крестики, на месте улыбки — ровная линия. Женская фигурка тоже лежала, в окружении индейцев. Одна из индейских фигурок легла на нее. Злость Джеймса возросла, но он не остановился. За блокгаузом появился мальчик, с круглым от страха ртом и расширенными глазами.
«Так это не Джеймс — глава семьи. Он был ребёнком», Джаспера пробрал озноб, он подавил желание обнять Джеймса. Тот давний страх и боль ощущались так явственно…
— Ты все видел? — он все-таки не смог противиться желанию утешить, и положил руку Джеймсу на плечо. Тот кивнул, не смотря собеседнику в глаза; отторжения от прикосновения не появилось.
Жирная черта разделила голову женщины пополам. Джеймс провёл ее с такой силой, что порвал ручкой бумагу. Затем над блокгаузом заплясали схематичные, но хорошо узнаваемые языки пламени. Джеймс снова прорвал бумагу и отбросил ручку на колени.
— Сколько тебе было лет? — в наступившей тишине прошептал Джаспер.
Джеймс вытянул обе руки вперёд, растопырив пальцы. Затем сжал кулаки и вытянул указательный палец. Одиннадцать.
— Ты остался совсем один.
Кивок, взгляд в сторону. Злость и стыд многократно возросли: Джеймс изо всех сил пытался скрыть, что ему больно. И, очевидно, считал проявление этого чувства постыдной слабостью.
— Как ты выжил? — эмпат собрал и бросил все свои ментальные силы на то, чтобы убрать стыд на задний план и смягчить злобу.