И в самом деле там на первый взгляд не было ничего особенного. Гробницу покрывал красивый занавес, украшенный искусной золотисто-зеленой вышивкой. Но Диана неожиданно для себя ощутила какую-то удивительную и волнующую атмосферу благочестия мусульманских паломников, дававших здесь выход своим чувствам на протяжении многих веков, благоговея перед великой святой. Они с Полом бродили босиком по прекрасным коврам, покрывавшим огромный пол, пока не заметили, что стало темнеть. Дневной свет все еще владел миром, но там, где небо раньше было голубым, появился налет розоватого золота. Этот цвет напомнил Диане, ощутившей резкий укол боли, розу Альберта, предмет ее гордости и радости, лучший цветок в маленьком английском саду рядом с домом, который снимали они с Ральфом.
– Сейчас самое время немного полюбоваться озером, – заметил Пол. – Мы успеем вернуться в Никосию до наступления темноты. Вы не очень устали?
Но по какой-то непонятной причине Диана чувствовала не столько усталость, сколько уныние.
– Если вы не возражаете, на сегодня уже достаточно, – сказала она. – Я хотела бы поехать домой.
И тут же прикусила губу, подумав: «Разве это мой настоящий дом? Возможно, у меня уже никогда не будет своего дома». Пол бросил на нее странный взгляд.
– Что-нибудь не так? – нахмурился он. – Надеюсь, это не тетя Пенелопа вас расстроила?
– Нет, конечно. Почему вы так решили? – поспешно отозвалась Диана.
– Ну, я не знаю! Но в любом случае я доволен нашей экскурсией. Между прочим, тетя Пенелопа и Амаранта от вас в восторге.
– Они были весьма любезны и гостеприимны. Я получила огромное удовольствие от знакомства. Просто немного расклеилась, вот и все.
– И как следствие теперь подавлены. Я сожалею, Диана. Сам я довольно вынослив и забываю, что другие, особенно женщины, не такие крепкие.
Диана улыбнулась, почти равнодушно заметив, что Пол в кои-то веки назвал ее по имени.
– Мои мышцы в порядке, – заверила она. – Скорее это умственная усталость, что меня очень беспокоит.
Он вновь извинился, заметив, что с его стороны было непростительно утомлять спутницу. Но Диана прекрасно знала, что ее состояние вовсе не результат умственного перенапряжения или физической усталости. Все из-за глупого женского сердца и внезапного осознания того, что у нее нет дома. Не странно ли, что в ее память ворвался заботливо выращенный сад, а не муж, который любил сидеть там летними вечерами и курить, счастливый, как она наивно думала. Нет, это странное чувство потери и одиночества не было связано с Ральфом. Его спровоцировал мужчина, сидящий сейчас рядом и внимательно наблюдающий за дорогой. Мужчина, который говорил с ней этим утром так резко, совсем не щадя ее чувств. Теперь она знает, что он думал о ней там, на борту корабля, когда она отказалась выслушать его объяснения и принять извинения за грубое и эгоистичное поведение. «Бесчувственная и не любившая вдова, холодная и несчастная» – вот какой ее видел Пол. Правда, он сразу же извинился, но жестокие слова до сих пор отдавались в сердце болью. Несомненно, Амаранта, эта красотка, к которой он, наверное, неравнодушен, уже подарила ему свою доброту и нежность, так важные для него. «Но что мне до этого?» – терзала она себя. И ответ был довольно прост: «Абсолютно ничего!»
Глава 6
В дороге Пол и Диана почти не разговаривали друг с другом и сделали всего одну остановку, чтобы перекусить теми сандвичами, которые заботливо приготовила Эмма.
– Не хотите размяться? – предложил Пол. – На том лугу, что мы проехали, я видел несколько красивых ирисов.
Немного поколебавшись, Диана вышла из машины, и Пол последовал ее примеру. Осмотревшись, он осторожно двинулся вдоль кромки луга и сорвал для Дианы несколько прекрасных цветов.
– Это, конечно, не оранжерейный букет, – извинился он с мягкой улыбкой, – но все равно лучше, чем ничего. Моя сестра говорит, что цветы – это лучший подарок, чтобы утешить и ободрить. Хотя, боюсь, она имела в виду не полевые ирисы.
Однако девушка приняла букет с истинным удовольствием.
– Полевые мне нравятся гораздо больше. Я называю их дикими гладиолусами. Наверное, это предки наших английских цветов.
– По-моему, вам сейчас нужен не утешительный приз, а хороший отдых, – заявил вдруг Пол, внимательно глядя на Диану. – Почему бы вам не взять завтра выходной и не поваляться в постели? Я позвоню Георгиосу и объясню, что слишком утомил вас работой.
Но Диана отказалась, заявив, что для отдыха ей вполне достаточно пораньше лечь спать. Но она умолчала, что в ее нынешнем беспокойном состоянии души последнее, чего она хотела бы, – это избыток свободного времени для горьких мыслей.
Войдя в пансион, она сразу же наткнулась на Йоланду, пребывающую в прекрасном расположении духа.
– Как хорошо, что ты вернулась, Диана! – радостно воскликнула итальянка, сияя как начищенная монета, и вдруг ее взгляд остановился на ирисах. – Где ты их нарвала?
– Пол набрал их для меня на лугу, где мы сделали привал, – ответила Диана и сразу же немного враждебно подумала: «Хорошо, что это был Пол. Если бы меня привез Михаил, она бы сейчас не улыбалась».
Йоланда в эту минуту тоже вспомнила о Михаиле.
– Михаил пригласил меня на праздник, – сообщила она, и ее черные миндалевидные глаза оживленно заблестели. – Мы сначала где-нибудь поужинаем, а потом пойдем в ночной клуб. Они с Георгиосом наградили меня премией за хорошую работу, а я сбегала в магазин и купила новое платье ради такого случая. Сейчас принесу его, чтобы ты оценила. Если хочешь, конечно. – Затем она добавила умоляющим тоном: – Михаил надеемся, что ты согласишься пропустить разок урок греческого. Он думает, что ты и так сегодня слишком устала.
– Он прав, Йоланда. – Диана вымученно улыбнулась. – И как только я увижу твою обновку, то сразу же упаду в кровать. Надеюсь, мои сны не будут омрачены завистью.
– Но ты ведь не ревнуешь, мы идем вдвоем с Михаилом, – запинаясь, выпалила итальянка и как-то странно посмотрела на Диану. – Ты… ты же видишь его гораздо чаще, чем я!
– Боже мой! Конечно нет! – устало воскликнула Диана. – Ты можешь идти с кем хочешь, с тем, кто тебе нравится. Я просто неудачно пошутила. Ладно, я пошла к себе.
Лицо Йоланды мгновенно прояснилось.
– Я сейчас принесу платье! – воскликнула она и умчалась.
Через несколько минут Йоланда вошла в комнату Дианы, держа в руках нечто шифоновое в оранжевых тонах.
– Просто очаровательно, – заверила ее Диана. – А как насчет обуви и сумочки?
– У меня есть золотистые туфли. К ним была и сумочка, но она так вытерлась, что я ее недавно выбросила.
– У меня есть одна подходящая, можешь ее позаимствовать, если хочешь. – Диана, лежа на кровати, указала рукой на один из ящичков шкафа. – Мне подарила ее тетя, когда я гостила у них. Сумочка завернута в оберточную бумагу, я еще ни разу ею не пользовалась.
Итальянка метнулась к ящику и сразу же нашла сверток.
– Я вижу, ты все еще хранишь эти пилюли от бессонницы, – беспечно заметила она.
– Совсем про них забыла! Надо было отдать их Тео, мне они совершенно не нужны. Ну, что ты думаешь о сумке?
Йоланда уже успела снять бумагу и теперь восхищенно рассматривала сумочку.
– Ой, какая красивая! Спасибо, что предложила ее мне. Обещаю, что буду обращаться с ней очень аккуратно.
Йоланда подбежала к Диане и благодарно поцеловала ее, затем, мурлыкая себе под нос веселую мелодию, вышла из комнаты. Диана узнала незатейливую неаполитанскую песенку о любви, которую однажды слышала от своих четырнадцатилетних учеников.
Диана спала очень крепко и утром почувствовала себя заново родившейся. Когда она вышла в столовую, чтобы позавтракать в компании соседей по пансиону, кириа Агата, разливая кофе, обмолвилась, что Йоланда оставила на своей двери записку с просьбой не будить ее.
– Думаю, она получила выходной в агентстве, где вы обе работаете, – простодушно заметила она. – Молодые руководители гораздо добрее и заботливее, чем работодатели старой закалки. Жаль, что вы не смогли вчера пойти на вечеринку, кириа Мортон.