Танцевальная труппа, в которой она состояла, фактически не выезжала за пределы России, поэтому, когда Катя узнала о поездке на конкурс в Париж, она поняла, что это может быть ее единственный шанс. К счастью, ранее несколько лет ее старшая сестра переехала в Париж, и Катя смогла спрятаться у Полины, пока труппа не вернулась в обратно Россию без нее. Кате тогда еще не было и двадцати, но она обладала стальной решимостью создать для себя лучшую жизнь, жизнь, в которой только она могла принимать решения.
Она работала официанткой в соседнем бистро, выполняя незнакомую работу и с трудом справляясь с ограниченным словарным запасом французского языка, когда встретила Энцо Фонсеку. Он прибыл на выступления в город со своей группой, они зашли в бистро на поздний обед. Притяжение между ними было мгновенным и взрывоопасным, и это оказалась первая из многих подобных встреч между ними в течение следующих трех десятилетий.
Саша не могла вспомнить то время, чтобы ее родители прожили вместе хотя бы несколько недель, потому что один из них обязательно сбегал в приступе очередной ярости. Как любил говорить ее отец, они с Катей любили друг друга так же сильно, как и воевали и порой было трудно провести грань между любовью и ненавистью там, где это касалось их.
Конечно, они так и не поженились, хотя Энцо несколько раз делал предложение Кати, когда она забеременела и родила Сашу. Катя много раз за эти годы отмечала скептически, что за всю свою жизнь она приняла два самых лучших решения — покинула Россию и так и не вышла замуж. И ни один из ее родителей не был способен хранить верность другому, пока они находились вдали друг от друга. Хотя они оба соблюдали осторожность, пока Саша была маленькой, но она с раннего возраста знала, что у отца и матери есть любовники. И поскольку она росла в не стабильной и не в совсем нормальной семье, с двумя родителями и в отсутствии постоянного, настоящего дома, Саша не рассматривала создавшуюся ситуацию, как нечто немного странное.
Она с младенчества привыкла к кочевому образу жизни, особенно, когда ее мать устроилась в танцевальную труппу, базирующуюся в Нью-Йорке. Саша проводила несколько месяцев в Париже со своей тетей Полиной и ее мужем Максимом, еще несколько месяцев в Сан-Паоло с семьей Энцо, потом в Нью-Йорке с Катей, также путешествовала с каждым из родителей во время их танцевальных и групповых туров. Она посещала школы в трех разных городах за год и каждый раз ей приходилось переключаться между французским, португальским и английским. Но один из этих городов так и не стал для нее настоящим домом, и она быстро научилась не привязываться к определенному месту или человеку, не покупать слишком много вещей, потому что скорее всего, ей придется оставить что-то из них.
Саша всегда была тихим, спокойным ребенком, представляя из себя резкий контраст со своими взрывными родителями, и она действовала на них в некотором роде как успокаивающее средство. Она соглашалась с их желаниями, никогда не жаловалась, когда ее очередной раз вытаскивали с какого-то места или когда проводила недели в дороге, с одним или другим из них, совершая турне.
Но все изменилось, когда ей исполнилось пятнадцать, и она почувствовала твердую почву под ногами, сказав им о навязанном ею кочевом образе жизни. Катя и Энцо были настолько поражены, когда их послушный, тихий ребенок впервые заговорил о своих желаниях, но ни один из родителей не стал долго протестовать, когда она спокойно заявила, что будет постоянно жить со своей тетей Линдой в Северной Калифорнии. Мама неохотно согласилась с ее решением, и сейчас Саша понимала, что Катя так и не простила ее за это решение.
Понимая, что телефонный звонок от матери может означать как минимум двадцать минут драмы и тяжелых вздохов, Саша решила выждать, пока не окажется дома, прежде чем снять трубку. Она уже совершила подобную ошибку один или дважды, ответив в автобусе на звонок Кати, а потом ей пришлось чуть ли не вжаться в спинку сидения, вспоминая странные взгляды, которые на нее бросили другие пассажиры, пока ее мать своим хорошо поставленным голосом быстро на русском тараторила, очередной раз ругая кого-то.
В доме было тихо, видно ее соседи либо куда-то ушли, либо сидят по своим комнатам. Чад и Хулио — владельцы дома, наверняка куда-то отправились в этот солнечный летний день. У них был широкий круг друзей, как геев, так и натуралов, и их постоянно приглашали на пикники, бранчи, вечеринки и другие общественные мероприятия. Они также вносили справедливую долю вечеринок в своем доме, и Сашу совершенно не беспокоил тот факт, когда она могла прибыть домой, а здесь набивалось сорок или пятьдесят гостей, разгуливающих с коктейлями и музыкой, ревущей из звуковой системы.
Ее еще двумя соседями был Эллиотт — зануда, компьютерный программист, чья комната была полу-святыней для всех его Star Wars, а также Сэди, собирающаяся получить докторскую степень в генетике, и подрабатывающая экзотическими танцами, чтобы оплачивать счета. И так, пятеро, живших в этом доме, представляли собой довольно странное сочетание, но все они прекрасно ладили, и Саша была довольна несколько неортодоксальными условиями своей жизни.
Сейчас она жила в комфорте, преподавала йогу и делала массаж, могла позволить себе жить одна, хотя и в крошечной однокомнатной квартире, учитывая высокую арендную плата в настоящее время в Сан-Франциско. Но Саша за всю свою жизнь ни разу не жила одна, всегда была окружена какими-то людьми (часто незнакомыми), и она не была уверена захотелось бы ей иметь свое собственное жилье.
Она приняла неторопливо душ, съела миску греческого йогурта со свежими ягодами и мюслями, затем заварила чашку чая, прежде чем, наконец, с неохотой ответить на звонок матери. Пока она выносила свою дымящуюся чашку травяного чая на маленький, залитый солнцем задний дворик за домом, Саша надеялась, что после телефонного разговора с Катей ей не захочется выпить чего-нибудь покрепче, кроме чая. Она редко баловала себя алкоголем, но бывали случаи, когда после разговора с буйной матерью, она желала выпить бокал вина, за которым следовали несколько рюмок русской водки.
У Саши обычно довольно быстро складывалось представление о настроении матери, все зависело с каких слов она начинала разговор. Если Катя пребывала в хорошем настроении, была довольна как проходил ее день, она говорила по-английски. Но если ее что-то расстраивало, а расстраивало ее что-то довольно-таки часто, то разговор начинался на быстром, возбужденном русском. Саша скрестила пальцы, выжидая, когда мать ответит на звонок, надеясь, что она все же начнет с английского.
— Александра. Почему ты так долго не перезванивала своей матери?
Саша вздохнула. Катя не только говорила по-русски, но и называла Сашу полным именем — верный признак, что она в бешенстве.
— Прости, мам, — ответила Саша совершенно спокойно. — Я задержалась в студии после занятий, чтобы позаниматься самой. А ты знаешь, что я ненавижу звонить тебе из автобуса. У тебя все в порядке?
— Да, да, — нетерпеливо заверила ее Катя. Затем то ли всхлипнув, то ли жалостливо вздохнув, она добавила:
— Все то время, что ты тратишь на занятия йогой, ты могла бы танцевать. Если бы ты хоть немного вспомнила танцы, Александра, ты могла бы участвовать в шоу вместе со мной. Ты намного лучше двигаешься, чем все эти глупые маленькие американские девочки, или та из Австралии, которая далеко не так хороша, как она себя возомнила. Как-то я заикнулась об этой идее продюсеру, и он согласился, что было бы просто замечательно иметь мать и дочь в шоу. Хотя, если бы это случилось, все бы поняли сколько мне лет, а возможно, и нет.
— Мама, ты же знаешь, что этого никогда не будет, — мягко отметила Саша, ее русский был таким же свободным, как и у матери. — Мои танцевальные дни и участия в конкурсах давно остались в прошлом. Я не хочу этим заниматься в своей жизни.
— Пффф, — с отвращением произнесла Катя. — Ни одна из этих девушек никогда не сможет принять участие в настоящем соревновании. Ты могла бы опередить их всех, даже сейчас. Но я знаю, что не могу убедить тебя возобновить обучение. Ты выбрала йогу и жизнь хиппи, а не ту жизнь, которая может у тебя быть здесь.