Бывший студент Владимир Константинович Ушаков, тоже дворянин по происхождению, но прекрасно ладивший с петербургскими фабричными рабочими и известный среди них под прозвищем «Адмирал», успел бежать и скрылся на территории Галиции, входившей тогда в состав Австро-Венгрии. Впрочем, вскоре он объявился в Екатеринославе, а затем в Крыму. Там, во время неудачной экспроприации в Ялте, Ушаков был схвачен и отправлен в севастопольскую тюрьму. Предпринятая им впоследствии попытка побега провалилась и «Адмирал» покончил с собой, выстрелив из револьвера себе в голову.
Дивногорскому, которого полиция успела арестовать при ликвидации группы, удалось избежать каторги. Помещенный под стражу в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, он вспомнил свой опыт «уклониста» от военной службы, симулировал сумасшествие и был помещен в больницу Святого Николая Чудотворца, исчезнуть из которой было попроще, чем бежать из казематов Петропавловской крепости.
В ночь на 17 мая 1906 года, за несколько месяцев до суда над петербургскими «безначальцами», Дивногорский бежал из больницы и, нелегально пробравшись через границу, эмигрировал в Швейцарию. Обосновавшись в Женеве, Дивногорский продолжал активную анархистскую деятельность. Он попытался создать собственную группу – Женевскую организацию анархистов-коммунистов всех фракций и печатное издание «Голос пролетария. Вольная трибуна анархистов-коммунистов», которые могли бы стать основой объединения всех русских анархо-коммунистов. Но попытки Дивногорского начать объединительный процесс русского анархического движения за границей не увенчались успехом.
Вместе с некими Дубовским и Даниловым в сентябре 1907 года совершил попытку ограбления банка в Монтре. Оказав вооруженное сопротивление полиции, «безначалец» был схвачен и помещен в Лозаннскую тюрьму. Суд приговорил Дивногорского к 20 годам каторжных работ. В своей камере русский анархист и умер от сердечного приступа. Американский историк П. Эврич излагает, впрочем, версию, будто бы Дивногорский сгорел заживо, облив себя в камере Лозаннской тюрьмы керосином из лампы (Эврич Пол. Русские анархисты. 1905—1017. М., 2006. С.78).
Александр Соколов, переведенный из Петербурга в Нерчинскую каторжную тюрьму, был отправлен в вольную команду и в 1909 году покончил с собой, бросившись в колодец. Степан Романов, Борис Сперанский, Рафаил Марголин дожили до революции 1917 года, вышли на свободу, но уже не принимали активного участия в политической деятельности.
Так закончилась история группы «безначальцев» – примера создания наиболее крайней в плане политического и социального радикализма, версии анархо-коммунистической идеологии. Естественно, что излагавшиеся безначальцами утопические идеи были нежизнеспособны и именно в силу этого участники группы так и не смогли создать эффективно действующую организацию, которая могла бы стать сравнимой по масштабам деятельности даже с другими анархистскими группами, не говоря уже о социалистах-революционерах и социал-демократах.
Очевидно, что группе и не было суждено добиться успеха, учитывая официально провозглашенную ориентацию на «босяков» и «чернь». Городские деклассированные элементы могут быть хороши в разрушении, но они совершенно не способны к созидательной, конструктивной деятельности. Пораженные всевозможными социальными пороками, они лишь превращают социальную активность в мародерства, грабежи, насилие над мирным населением и, в конечном итоге, скорее дискредитируют саму идею социальных преобразований. Впрочем, то, что в рядах группы преобладали бывшие студенты дворянского и мещанского происхождения, скорее говорит о том, что далекие от народа «баре» не понимали действительной природы «социального дна», идеализировали его, наделяли отсутствующими в реальной действительности качествами.
С другой стороны, ориентация безначальцев на террористические методы борьбы и экспроприации, сама по себе криминализовывала это направление в анархизме, автоматически превращая его скорее в источник опасности в восприятии большей части мирных жителей, чем в привлекательное движение, способное повести за собой широкие слои населения. Отпугивая от себя, в том числе, и тех же самых рабочих и крестьян, безначальцы своей криминальной и террористической ориентацией сами лишали себя социальной поддержки и, соответственно, внятного политического будущего, перспектив своей деятельности. Тем не менее, опыт изучения истории подобных групп ценен тем, что дает возможность представить все богатство политической палитры Российской империи в начале ХХ века, в том числе и в ее радикальном сегменте.