Смотрю на удаляющуюся, закутанную в одеяло Машу и хочется истерически расхохотаться. Какая муха ее укусила?
Вот она здесь живая, ни с какого этажа не прыгала и мужа, который бы ее трахал, не терпела. Но почему сейчас вместо облегчения, я хочу ее придушить?
Наспех оделся и вышел на улицу. Славный будет новый год. Вот прям охеренный. Только хочу выйти за калитку, дабы вернуть возможно уцелевший Машин пакет, как на участок с этим самым пакетом заходит какой-то парень.
Глава 7
Глава 7
Несколько секунд мы смотрим друг на друга. Я – с явным недовольством, парень напротив – с неким подозрением. Это что и есть невыдуманный феячной Машиной фантазией мужчина, по отношению к которому неправильно с кем-то зажиматься? Мужчина? Да ну прям, парень лет двадцати пяти, напоминающий какого-то актера, в моднявой не по погоде одежке.
– Здрасте.
– Ты кто?
– Никита, – протягивает руку, а я чуть ли не фыркаю как обиженная девчонка, смотря на его неуместную улыбку.
– Я не спрашивал имени.
– А… ну окей. Кто я? Человек, – ухмыльнувшись, произносит парень, еще больше улыбаясь. – Иногда хороший.
– Ну тогда, иногда хороший человек, тебе к сведению – статья сто тридцать девятая УК РФ проникновение на частную собственность. Знаешь такую и чем грозит?
– Ладно, понял, не дурак. Я ваш сосед с самого крайнего участка.
– Это с какого?
– Который около родника.
– Развалюха с покатой крышей?
– Ну, уже нет. Нормальная крыша и почти не развалюха. Я так понимаю, это Машин пакет.
– Машин. Наш, – забираю протянутый пакет.
– А вы Машин папа? Она говорила, что вы очень строгий. Признаться, я думал, что она малость утрирует. Но я бы сказал, даже преуменьшила.
Хотелось бы сказать, что он меня провоцирует, но нет, ни намека на то, что сомневается в нашем родстве. Охренеть. Я теперь и папаша двадцатилетней полторашки.
– Да… отец. Вот думаю, как тут жила дочь моя в мое отсутствие? Не подскажешь, Никита?
– Да хорошо жила. Точно не буянила и вела себя как самая порядочная из всех, кого я знаю. Извините, а вас как зовут?
– А она не сказала?
– Нет.
– Миша.
– Ну, приятно познакомиться, – вновь протягивает руку, на что я все же пожимаю ее в ответ.
Я не ценитель мужской красоты, но одно могу сказать точно, Никитос отмороженный нос, смазлив. И мне совершенно инородно видеть такую морду зимой в поселке, большинство домов которого без условий для жизни в такую пору. Такие как стоящий напротив меня парень не могут ходить в деревянный уличный туалет. А дом около родника всегда был почти заброшенным и проживал там какой-то дед. Такс, кажется, я получил ответ на свой вопрос, как Маша могла с ним познакомиться. Где-то он накосячил, вот и отправили родители в глушь. Он явно подкатывает к Маше, чтобы испражняться не на морозе, а в мой унитаз. Нет, дорогой друг, не для твоей жопы я его ставил.
– Подожди. Ты в туалет сюда, что ли, ходишь?
– В каком смысле?
– В мой дом. У меня санузел есть.
– Не, у меня при виде вас, конечно, очко малость сжалось. Немного страшно, но не так, чтобы обосраться. Я к Маше сюда хожу. В смысле пришел, – улыбаясь, произносит Никита, а меня от его улыбки начинает потряхивать. На хрена он постоянно лыбится?
– Зачем ты к ней пришел? – ну давай, спроси еще не желает ли он ее трахнуть.
– А вам как, правду или надо красиво говорить? – да уж, и не прикопаться. Он даже не старается выглядеть лучше, как делают если не все, то почти все.
– Правду.
– Ну я надеялся на встречу нового года вместе. Но тут приехали вы и уже не получится.
– Однозначно не получится.
– Ну а Машу-то можно увидеть?
– Нет. Она болеет, – чувство такое, что я реально ее папаша, не отпускающий дочку погулять.
– Чем?
– Простудой.
– Утром была нормальная. Странно, – задумчиво произносит парень, почесывая затылок. И только сейчас до меня дошло. Утром? С чего им видеться утром? Ну, если только просыпаться вместе.
– А вирусы не спрашивают.
– А в дом-то зайти можно?
– Зачем?
– С Машей поговорить.
– Нельзя. Я же сказал, что она болеет. Когда выздоровеет тогда сама выйдет.
– Ну, окей. Она мне селедку под шубой должна была сделать. Вы не в курсе, приготовила или нет? – ах ты ж падла, селедку ему еще подавай. Кукиш тебе на постном масле.
– Нет. Не успела.
– Жаль. О, Швепс, – смотрю на то, как в калитку вбегает собака, недавно покушавшаяся на мою ногу. К моднявому она явно настроена более позитивно, судя по виляющему хвосту. Определенно, она его знает.
– Что ты делаешь? – убираю в сторону пакет, как только нежданный гость тянется за ним.
– Собираюсь кормить собаку. Куриные шейки в пакете для него. Маша их ему всегда покупает.
– Надо же, а чего ж не мраморную говядину? – произнес громче, чем стоило, не скрывая издевки в голосе.
– Что?
– Ничего. Это риторический вопрос.
Смотрю, как моднявый достает из-под досок собачью миску и меня начинает потрясывать от злости. Он не просто знает, где и что лежит. Он реально частый гость в моем доме. Маша не врала. И это неимоверно выводит из себя.
– Ну, я тогда пойду, – давно пора. – Вечером, если что, забегу. С наступающим.
– И тебя.
Удостоверившись, что моднявый свалил, перевожу взгляд на собаку, доедающую приличную порцию еды. Интересно, скольких еще собак Маша собрала вокруг себя? Не удивлюсь, если таких десятки и все бабки, не пойми откуда взявшиеся, она спускает на бездомных собак.
Перевожу взгляд на вибрирующий мобильник. А вот и явный источник денег.
– Ну что, как там у вас дела?
– Восхитительно. Скажи мне, это ты сдала Машины украшения в ломбард? Ну или каким образом у нее появились деньги?
– Ага. Я несколько штучек сдала, а браслет с бриллиантами она мне подарила, – ну вот как на это реагировать? – Миш, я чувствую флюиды твоей злости. Не надо, пожалуйста. Ну не могла я ей не помочь. Вот у меня есть ты, а у нее кто? Миш?
– Мне пора. Дел много.
Кладу трубку и заношу пакет в дом. И стоило мне только взглянуть на купленные продукты, как снова вернулось раздражение: шампанское, икра, креветки и тарталетки. Мда… а замашки царские никуда не делись. Ан нет, для простого человека еще есть колбаса. Зря недалеко открыли сетевой магазин, так бы и замашки пропали. Но это все фигня, по сравнению с тем, что Маша реально собиралась праздновать новый год не одна. Вот тебе и просто Мария.
***
Понимаю, что уже хватит рубить дрова. Их хватит на месяц, а то и больше, но остановиться не могу. Нет, это не ревность, как наверняка хочется Маше. Это микс из разочарования и злости. Не знаю в ком больше разочарован. В себе за то, что отнес ее к каким-то особенным девушкам или в ней, что оказалась тупо… обычной. Меньше месяца прошло, а она уже готова отмечать новый год с каким-то левым парнем? Да каким бы он ни был смазливым, башка-то на плечах ее есть или она только для красоты?
Хотя злость во мне превалирует над разочарованием. Какая-то часть внутри меня дико бесится о того, что Маша смогла жить одна. Нормальный человек должен порадоваться, я же от этой мысли закипаю. Идиотизм какой-то. На хрена я вообще сюда приехал?
Убираю топор в сарай и заношу дрова в дом. Учитывая то, сколько прошло времени, пора бы уже Маше и согреться, а мне смыть с себя пот. Рявкнуть на Берсеньеву, чтобы поторопилась выйти, я не успел, равно как и дернуть за ручку двери ванной. Маша сама ее открыла. Я же зачем-то оперся рукой о дверь, перекрывая ей выход. Что я творю? Ну вот на хрена?