— Э-э-э, — тянет он, и прямые лучи солнца освещают его лицо, каждую дивную чёрточку. Поднимает на меня сияющий взгляд и смотрит так, словно никакая сила в мире не заставит его отвернуться. — Ты только что отправила мне эсэмэску, которая явно предназначалась Шесть.
О нет! Хватаю телефон и проверяю. Да, к несчастью, Холдер прав. Швыряю мобильник на пассажирское сиденье, ложусь на руль и закрываю лицо локтями.
— Боже мой! — со стоном бормочу я.
— Скай, посмотри на меня, — просит он.
Я не реагирую, мечтая лишь об одном: чтобы под ногами открылась воронка в чужую вселенную и утащила меня подальше от идиотских ситуаций, в которые я постоянно вляпываюсь. Он прикасается к моей щеке и поворачивает к себе моё лицо. В его взгляде — абсолютная искренность.
— Неважно, когда это произойдёт — завтра или через год, но я клянусь, эта чёртова ночь станет лучшей в моей жизни. Ты только убедись, что принимаешь это решение лишь ради самой себя и никого другого, ладно? Я всегда буду тебя хотеть, но не возьму до тех пор, пока не буду на сто процентов уверен, что ты хочешь меня так же сильно. И ничего не говори мне сейчас. Я повернусь, уйду к своей машине, и мы притворимся, что этого разговора не было. А то ты просто пунцовая. — Он просовывает голову в окно и награждает меня быстрым поцелуем. — Ты чертовски клёвая, знаешь? Но научись, наконец, пользоваться телефоном. — Подмигивает мне и удаляется.
Я откидываюсь на спинку и молча проклинаю свою тупость.
Ненавижу все гаджеты в мире!
* * *
Весь остаток вечера я пытаюсь выбросить из головы эсэмэску, с которой сама себя подставила. Помогаю Карен упаковать товары для блошиного рынка и наконец укладываюсь в постель с читалкой. Но как только я её включаю, звонит мобильник.
«Иду к твоему дому. Знаю, уже поздно и твоя мама ещё не уехала, но я не могу ждать завтрашнего утра — мне нужно тебя поцеловать. Проверь, не заперто ли окно».
Прочитав сообщение, я спрыгиваю с кровати и запираю дверь. Какое счастье, что Карен решила улечься пораньше — пару часов назад. Бросаюсь с ванную, чищу зубы и причёсываюсь, потом выключаю свет и укладываюсь в постель. Уже за полночь, и прежде Холдер не забирался в мою спальню, если Карен была дома. Я нервничаю и одновременно взволнована. И ни капельки не чувствую себя виноватой — а значит, наверняка попаду в ад. Какая же я плохая дочь!
Через несколько минут открывается окно, и я слышу, как в комнату влезает Холдер. Я так рада его приходу, что вскакиваю, бегу к нему навстречу, запрыгиваю на него, целую. Крепко обхватив ладонями мой зад, он несёт меня обратно к кровати и бережно на неё опускает.
— Тебе тоже привет, — произносит он с широкой улыбкой. Чуть заметно спотыкается, падает на меня и приближает свои губы к моим. Пытается стянуть туфли — не получается, и тогда он разражается смехом.
— Ты что, напился? — спрашиваю я.
Он прижимает пальцы к моим губам, безуспешно стараясь подавить смех.
— Нет. Да.
— И сильно?
Он склоняет голову к моей шее и легонько проводит губами по ключице, посылая по моему телу волну жара.
— Достаточно для того, чтобы хотеть учинить над тобой всякие неприличности, но недостаточно, чтобы учинять их в пьяном виде, — говорит он. — И всё же пьян, но умеренно — и наверняка завтра вспомню, учинил я их или нет.
Я смеюсь, ужасно смущённая и одновременно взбудораженная его ответом.
— Ты потому и пришёл, что напился?
Он мотает головой.
— Я пришёл потому, что хотел поцелуя на ночь, и, к счастью, не мог найти свои ключи. Но мне так хотелось прийти, малышка! Я по тебе скучал.
Он целует меня, и на его губах — вкус лимонада.
— А почему от тебя пахнет лимонадом?
— У них были только манерные фруктовые коктейли, — смеётся он. — Я надрался сладким девчачьим пойлом. Знаю, это печально и совершенно отталкивающе.
— Ну почему же, так ты ещё вкуснее, — заявляю я и притягиваю его к себе. Он со стоном прижимается ко мне и всё глубже погружает язык в мой рот. Как только наши тела соединяются, он разрывает объятия и встаёт, оставляя меня в постели — бездыханную и одинокую.
— Мне пора, — говорит он. — Ясно, к чему это ведёт, а я слишком пьян, чтобы двигаться в эту сторону. Увидимся завтра вечером.
Я вскакиваю и загораживаю собой окно. Он останавливается передо мной и скрещивает на груди руки.
— Останься, — прошу я. — Пожалуйста. Мы просто полежим. Можем положить между нами подушки, и я обещаю тебя не соблазнять, раз уж ты напился. Останься хотя бы на часок, я не хочу, чтобы ты уходил.
Он немедленно разворачивается и возвращается к кровати.
— Ладно, — говорит он просто, падает на постель и вытягивает из-под себя одеяло.
Вот хорошо, долго упрашивать не пришлось.
Подхожу к кровати и укладываюсь рядом с ним. Подушки между собой мы не положили, наоборот, я устраиваю руку на его груди и переплетаю его ноги со своими.
— Спокойной ночи, — говорит он, отбрасывая волосы с моего лба, целует меня и закрывает глаза.
Я прижимаю голову к его груди и слушаю биение его сердца. Через несколько минут его дыхание и сердечный ритм выравниваются — кажется, заснул. Я осторожно поднимаю затёкшую руку и тихонько поворачиваюсь на другой бок. Как только моя голова устраивается на подушке, он обхватывает меня за талию и кладёт ногу на моё бедро.
— Я люблю тебя, Хоуп, — бормочет он.
Хм-м…
Дыши, Скай.
Просто дыши.
Это несложно.
Сделай вдох.
Я зажмуриваюсь и пытаюсь убедить себя, что эти слова мне послышались. Но он же произнёс их вполне отчётливо. И честно говоря, я не знаю, что больше разрывает мне сердце: то, что он назвал меня чужим именем, или то, что он сказал «люблю» вместо «живу».
Уговариваю себя: только бы не развернуться и не залепить ему пощёчину. Он напился и произнёс это имя в полусне. Может, она ему приснилась и там она что-то для него значила. С этим я могу смириться. Но… чёрт возьми, кто такая эта Хоуп?! И почему он её любит?
Тринадцатью годами ранее
Я вся мокрая от пота, потому что под одеялом жарко, но я не хочу высовывать из-под него голову. Знаю, что если дверь откроется, будет неважно, укрыта я одеялом или нет, но всё равно — с ним как-то надёжнее. Я просовываю наружу пальчики и приподнимаю край одеяла. И смотрю на ручку входной двери — как всегда, каждую ночь.
Не поворачивайся. Не поворачивайся. Пожалуйста, не поворачивайся.
В моей комнате всегда так тихо, и я терпеть это не могу. Иногда мне слышатся разные звуки, как будто поворачивается дверная ручка, и тогда моё сердце очень тяжело и очень быстро бьётся. Прямо сейчас моё сердце бьётся очень тяжело и очень быстро, только потому, что я смотрю на ручку. Но я не могу на неё не смотреть. Я не хочу, чтобы она поворачивалась. Я не хочу, чтобы дверь открывалась, не хочу.
Тут так тихо.
Так тихо.
Ручка не поворачивается.
Моё сердце бьётся уже не так быстро, потому что ручка не поворачивается.
У меня тяжелеют веки, и я закрываю глаза.
Я ужасно рада, что сегодня не та ночь, когда поворачивается ручка.
Тут так тихо.
Так тихо.
А потом уже нет, потому что ручка поворачивается.
Суббота, 27 октября, 2012
Посредине ночи.
— Скай!
Мне так тяжело. Всё такое тяжёлое. Мне не нравится это ощущение. На моей груди как будто бы ничего не лежит, но что-то страшное давит на меня, как никогда прежде не давило. И печаль. Всепоглощающая печаль владеет мной, и я не знаю, почему. У меня сотрясаются плечи, и где-то в комнате звучат всхлипы. Кто-то плачет?