Он ни о чём не спрашивает, сразу догадавшись, что я имею в виду. Берёт меня за руку и ведёт к машине. Джек возвращается в дом, а мы с Холдером выезжаем на дорогу.
Вторник, 30 октября 2012
20:45
Холдер не задаёт мне ни единого вопроса о том, что рассказала Карен. Знает: я всё ему выложу, как только смогу. Но сейчас — вряд ли. Сначала нужно решить, что мне делать.
Подъехав к аэропорту, он паркует машину значительно дальше, чем делал это обычно. Мы пешком доходим до ограды, и я с удивлением вижу незапертые ворота. Холдер поднимает задвижку, распахивает ворота и жестом приглашает меня войти.
— Значит, тут можно войти по-человечески? — растерянно интересуюсь я. — А зачем мы лазили через забор?
Он награждает меня озорной ухмылкой.
— Тогда ты была в платье. И какая мне была радость вести тебя через ворота?
Удивительно, но я обнаруживаю, что смеюсь. Прохожу в ворота, и он закрывает их, но сам остаётся снаружи. Я поворачиваюсь и протягиваю к нему руку.
— Пойдём со мной.
— Уверена? Я думал, ты хочешь побыть одна.
— Здесь мне нравится, если ты рядом, — мотаю головой я. — Одной было бы как-то не так.
Он открывает ворота и берёт меня за руку. Мы доходим до взлётно-посадочной полосы и устраиваемся на привычных местах. Под звёздами. Я кладу шкатулку на землю, всё ещё не уверенная, что мне достанет храбрости её открыть. Я вообще ни в чём не уверена. Лежу неподвижно с полчаса, молча размышляя о своей жизни… жизни Карен… и Лесли. И понимаю, что решение, которое я должна принять, должно быть единым для нас троих.
— Карен — моя тётя, — нарушаю молчание я. — Родная тётя. — Не знаю, зачем я это сказала: то ли для Холдера, то ли из желания произнести это вслух ради себя самой.
Холдер обхватывает мой мизинец своим и поворачивает ко мне голову.
— Сестра твоего отца? — спрашивает он нерешительно. Я киваю, и он закрывает глаза, поняв, что это значит для прошлого Карен. — Поэтому она тебя увезла, — понимающе констатирует он, словно о чём-то само собой разумеющемся. — Она знала, что он с тобой делал.
Я подтверждаю его вывод кивком.
— Холдер, она хочет, чтобы я приняла решение. Чтобы я выбрала, что будет дальше. Проблема в том, что я не знаю, какой выбор правильный.
Он смыкает наши ладони и переплетает пальцы.
— Потому что правильного выбора не существует, — говорит он. — Иногда приходится выбирать между плохим и очень плохим. Тебе просто нужно решить, какой вариант наименее плох.
Без сомнения, самым неправильным будет заставить Карен платить за то, что она сделала, ведь она не преследовала никаких эгоистических целей. В глубине души я это понимаю, и всё-таки принятие этого её поступка не даётся мне без усилий, ведь он имел и трагические последствия. Конечно, тогда она не могла этого знать, но, увезя меня, она подставила под удар Лесли. Трудно отмахнуться от того факта, что в результате действий Карен пострадала моя лучшая подруга… и одна из двух девушек, которых Холдер, как он считает, подвёл.
— Мне нужно тебя кое о чём спросить, — говорю я. Он молча ждёт продолжения. Я сажусь и опускаю на него взгляд. — И не перебивай меня, ладно? Просто позволь мне договорить.
Он касается моей руки и кивает.
— Я знаю, Карен сделала это только потому, что пыталась меня спасти. Её решение было продиктовано любовью, а не ненавистью. Но я боюсь, что если я ничего не скажу, если мы оставим это внутри… плохо будет тебе. Я знаю: отец добрался до Лесли только потому, что меня не было поблизости. И я знаю, что Карен никак не могла предвидеть такого развития событий. Она сначала попыталась поступить правильно, обратилась к властям, но это не помогло, и она пришла в отчаяние. Но что будет с нами? С тобой и со мной, когда мы попробуем вернуться к прежней жизни? Я боюсь, что ты навсегда возненавидишь Карен, и потом, рано или поздно, возмутишься тем выбором, который я сделаю сегодня. Я не пытаюсь переубедить тебя, сказать, что ты не должен чувствовать то, что чувствуешь. Если тебе нужно ненавидеть Карен за случившееся с Лес, я пойму. Кажется, мне просто нужно знать, что какое бы решение я ни приняла… мне нужно знать…
Я стараюсь подобрать убедительные слова, но они не приходят. Иногда самый простой вопрос труднее всего задать. Я сжимаю ладонь любимого и заглядываю ему в глаза.
— Холдер… с тобой всё будет в порядке?
Он наблюдает за мной с непроницаемым выражением лица, потом обращает взор к небу.
— Всё это время, — начинает он тихо, — весь прошедший год я только и делал, что злился на Лес. Я ненавидел её, потому что мы вели одинаковую жизнь. У нас были одни и те же родители, которые прошли через один и тот же развод. У нас была общая подруга, которую вырвали из наших жизней. Мы пережили общую боль, потеряв тебя, Скай. Мы переехали в один и тот же город, с той же самой мамой, ходили в одну школу. Всё, что происходило в её жизни, происходило и со мной. Но она всегда воспринимала всё намного тяжелее. Иногда я слышал по ночам, как она плачет. Я всегда приходил к ней, ложился рядом, обнимал её, но мне хотелось заорать на неё, обругать за то, что она настолько слабее меня.
А потом… в ту ночь… обнаружив, что она натворила, я возненавидел её. За то, что она так легко сдалась. Что считала свою жизнь тяжелее моей, хотя всё было одинаково.
Он садится, поворачивается ко мне и берёт в ладони моё лицо.
— Теперь я знаю правду. Её жизнь была в миллион раз тяжелее моей. Но она всё равно находила в себе силы улыбаться и смеяться, а я понятия не имел, в каком она дерьме… и сейчас я наконец увидел, какой храброй она была на самом деле. Она не виновата в том, что не смогла это преодолеть. Мне бы хотелось, чтобы она попросила помощи или рассказала кому-нибудь о случившемся, но ведь каждый борется по-своему, особенно если чувствует себя в одиночестве. Ты смогла заблокировать память и таким образом справилась со своей бедой. Думаю, она пыталась сделать то же самое, но ведь она была намного старше, когда это случилось, а в таком возрасте забыть уже невозможно. Вместо того чтобы отбросить всё, запереть в памяти, она сделала прямо противоположное. И я знаю: эти чувства сжирали каждое мгновение её жизни до тех пор, когда она уже не смогла больше терпеть.
И не смей говорить, что решение Карен напрямую привело к тому, что сделал с Лес твой отец. Даже если бы Карен не увезла тебя, он наверняка добрался бы и до Лес. Такой он был человек. И если ты спрашиваешь, виню ли я Карен, отвечу: нет. Единственное, о чём я жалею — что она не увезла с собой и Лес.
Он обхватывает меня руками и приближает губы к моему уху.
— А для тебя я хочу одного — чтобы ты приняла решение, которое поможет тебе побыстрее залечить душу. И Лес хочет того же.
Я обнимаю его в ответ и прячу лицо у него на плече.
— Спасибо тебе, Холдер.
Он молча держит меня, пока я обдумываю решение, над которым мне уже не требуется долго размышлять. Через некоторое время отстраняюсь и кладу на колени шкатулку. Пробегаю пальцами по крышке и колеблюсь, прежде чем прикоснуться к защёлке. Нажимаю на неё и медленно поднимаю крышку, смежив веки — страшно увидеть содержимое. Делаю глубокий вдох, открываю глаза — и встречаюсь с глазами моей матери. Беру фотографию дрожащими пальцами, глядя на женщину, давшую мне жизнь. У неё мои скулы, мой рот, мои глаза. Все мои черты — от неё.
Я откладываю снимок и беру следующий, вызывающий ещё большую волну эмоций, потому что на нём запечатлены мы обе. Мне не больше двух лет, и я сижу у неё на коленях, обнимая за шею. Она целует меня в щёку, я улыбаюсь до ушей и смотрю прямо в объектив. На фотографию капают слёзы, я вытираю их и передаю снимки Холдеру. Мне необходимо, чтобы он увидел, зачем я так отчаянно стремилась попасть в отцовский дом.
В шкатулке остаётся ещё один предмет. Я поднимаю и перебираю пальцами цепочку с висящим на ней серебряным медальоном в форме звезды. Открываю его и вижу свою фотографию в младенчестве. Внутри крышки медальона надпись: «Мой лучик Надежды».