— С радостью, — заявляет он, впиваясь взглядом в учителя. — Я Дин Холдер. Можно просто Холдер. — Он отворачивается от мистера Маллигана и теперь обращается к классу. — Я учился в этой школе с девятого класса, за исключением полутора лет творческого отпуска. И, по мнению мистера Маллигана, я неприятный чудак, так что приготовьтесь — в этом классе будет весело.
Несколько учеников смеются над последним замечанием, но я не нахожу в нём ничего забавного. Я и раньше сомневалась в Холдере, исходя из всего, что я о нём слышала, а тут он предстал во всей своей красе. Он открывает рот, чтобы продолжить, но видит меня в дальнем конце комнаты, и на лице его вспыхивает улыбка. Он подмигивает, и я сгораю от желания сползти под парту и спрятаться. Я выдавливаю из себя беглую улыбку и утыкаюсь взглядом в столешницу, потому что остальные ученики начинают вертеть головами, чтобы разглядеть, на кого он уставился.
Полтора часа назад он ушёл от меня в раздражении, а теперь радостно скалится, будто впервые за долгие годы узрел лучшего друга.
Н-да, ну и тараканы у него в башке!
— Что это было, чёрт возьми? — шепчет Брекин, наклоняясь ко мне.
— За ланчем расскажу, — отвечаю я.
— Это вся мудрость, которой ты намерен был с нами сегодня поделиться? — интересуется мистер Маллиган у Холдера.
Тот кивает и возвращается на своё место, не отрывая от меня взгляда. Садится и, вывернув шею, продолжает на меня пялиться. Мистер Маллиган начинает урок, и внимание присутствующих обращается на учителя. Всех, кроме Холдера. Я опускаю взгляд на книгу и пролистываю до нужной главы, в надежде, что он сделает то же самое. Но, подняв глаза, вижу, что он по-прежнему смотрит на меня.
— Что? — спрашиваю я беззвучно, вопросительно поднимая ладони.
Он, прищурившись, некоторое время молча наблюдает за мной. Наконец отвечает:
— Ничего.
Отворачивается и раскрывает книгу.
Брекин стукает кончиком карандаша по костяшкам моих пальцев, пронзает меня инквизиторским взглядом, потом возвращается к учебнику. Если он ждёт объяснений, то будет разочарован, потому что я не в состоянии их ему дать. Я и сама не понимаю, что тут произошло.
В течение урока я несколько раз украдкой поглядываю на Холдера, но тот больше не оборачивается. Когда звенит звонок, Брекин подскакивает и барабанит пальцами по моему плечу.
— Я. Ты. Ланч, — чеканит он, задрав бровь, и выходит из класса. Я смотрю на Холдера — тот провожает Брекина тяжёлым взглядом.
Похватав вещички, выскакиваю за дверь, не дав Холдеру шанса завести разговор. Конечно, я очень рада, что он решил вернуться, но сбита с толку тем, как он на меня смотрел — словно на лучшего друга. И ещё не хочу, чтобы Брекин или кто-то другой решил, что я не имею ничего против выходок Холдера. И лучше бы никто не подумал, что нас с ним что-то связывает, но, боюсь, у него может оказаться другое мнение на сей счёт.
Подхожу к своему шкафчику, чтобы поменять книги. Сейчас английский, интересно, узнает ли меня Шейна/Шейла? Возможно, нет, ведь прошло аж двадцать четыре часа — вряд ли в её мозгу достаточно места, чтобы так долго хранить информацию.
— А вот и ты.
Я трусливо зажмуриваюсь. Не желаю оборачиваться и любоваться на него — стоит там, небось, неотразимо прекрасный.
— Значит, ты решил вернуться?
Я укладываю книги и всё-таки оборачиваюсь. Он улыбается и облокачивается о соседний шкафчик.
— Умытость тебе к лицу, — заявляет он, окидывая меня взглядом с головы до ног. — Хотя в потном виде ты тоже ничего.
Ему умытость тоже к лицу, но я не намерена ему об этом сообщать.
— Ты здесь, чтобы преследовать меня, или просто вернулся?
Он озорно ухмыляется и барабанит пальцами по шкафчику.
— И то, и другое.
Пора бы уже прекращать все эти шутки про преследование. Они казались бы смешнее, если бы я не думала, что он и правда на это способен.
Я оглядываю опустевший вестибюль.
— Пора на урок. С возвращением.
Он сощуривается, словно чувствует, как мне неуютно.
— Ты сегодня какая-то странная.
Я закатываю глаза. Да что он понимает, чтобы судить? Он же меня совсем не знает. Я отворачиваюсь, пытаясь скрыть истинные мысли, которые стоят за моей «странностью». Мысли типа: почему его прошлое не так уж меня пугает? Почему он такой бешеный — избил того бедного парня в прошлом году? Почему он отказывается от своего привычного распорядка, чтобы бегать со мной? Почему он обо мне расспрашивал? Вместо того, чтобы выпалить вопросы, вертящиеся в голове, я лишь пожимаю плечами и выдаю:
— Просто удивилась, увидев тебя здесь.
Он качает головой.
— Нет, тут что-то ещё. Что случилось?
Я вздыхаю и облокачиваюсь о свой шкафчик.
— Тебе честно сказать?
— Я всегда жду от тебя одной только честности.
Я поджимаю губы и киваю.
— Ладно. — Прижимаюсь плечами к шкафчику и смотрю на своего собеседника. — Мне бы не хотелось, чтобы ты всё неправильно понял. Ты флиртуешь со мной, и из твоих слов я могу сделать вывод, что у тебя на мой счёт есть намерения, на которые я не смогу ответить взаимностью. И ты… — я умолкаю в поисках подходящего слова.
— Что я? — спрашивает он, пристально глядя на меня.
— Ты… вечно на взводе. И угрюмый. И немножко меня пугаешь. И есть ещё одна вещь… — говорю я, но не уточняю. — Просто не хочу, чтобы ты неправильно понял.
— Какая вещь? — спрашивает он так, словно знает, о чём я, но хочет услышать от меня.
Испускаю вздох и прижимаюсь спиной к шкафчику, глядя себе под ноги.
— Сам знаешь, — говорю я, не желая заходить в обсуждении его прошлого дальше, чем он сам готов зайти.
Холдер кладёт ладонь на шкафчик рядом с моей головой и наклоняется ко мне — он очень близко, в каких-то шести дюймах.
— Я незнаю. Ты ходишь вокруг да около. Как будто что-то против меня имеешь, но боишься сказать. Выкладывай.
Чувствую себя в ловушке, и в груди нарастает паника — как в тот раз, когда он ушёл после нашей последней стычки.
— Я в курсе, что ты натворил, — решаюсь я. — Знаю, что ты избил какого-то парня. И что тебя отправили в колонию. За ту пару дней, что мы знакомы, ты и меня перепугал до чёртиков по крайней мере три раза. И раз уж мы выкладываем всё начистоту, ты обо мне расспрашивал, значит, наверняка в курсе моей репутации, а это и есть самая вероятная причина, почему ты подбиваешь ко мне клинья. Жаль тебя разочаровывать, но я не пытаюсь вскружить тебе голову. Я не хочу, чтобы ты думал, что между нами что-то может быть, кроме того, что уже было. Мы вместе бегаем. И это всё.
Холдер стискивает зубы, но выражение его лица не меняется. Он убирает руку и отступает назад, давая мне возможность снова дышать. Не понимаю, почему каждый раз, когда он вторгается в моё личное пространство, я оказываюсь совсем без воздуха. И ещё меньше понимаю, почему мне это нравится.
Прижав книги к груди, я собираюсь уходить, и вдруг чьи-то руки обхватывают мою талию и тянут назад. Оглянувшись, вижу Грейсона, меряющего Холдера взглядом. Хватка вокруг моей талии становится всё крепче.
— Холдер, — сухо произносит Грейсон. — Я не знал, что ты вернулся.
Но тот не обращает на него никакого внимания. Он неотрывно смотрит на меня, отвлёкшись только на мгновение, чтобы взглянуть на лежащие на моей талии руки Грейсона. Едва заметно кивает и улыбается, как будто о чём-то догадался, и возвращается взглядом ко мне.
— Ну да, вернулся, — резко бросает он, не глядя на Грейсона.
Это что ещё такое?! Откуда, чёрт его побери, взялся этот тип, и почему он сжимает мою талию? Помечает территорию?
Холдер отрывает от меня взгляд, поворачивается, чтобы уйти, но вдруг останавливается.
— Приём в легкоатлетическую команду по четвергам после уроков, — роняет он. — Приходи.
И удаляется.
Жалко, что он, а не Грейсон.
— Ты в субботу занята? — спрашивает навязчивый ухажёр, прижимая меня к себе.
Я вырываюсь из его объятий и говорю раздражённо: