Знаю, во время чтения Холдер не стремится намеренно меня отвлекать, но всё равно как-то у него это получается. Он смотрит на мой рот и крутит в пальцах прядь моих волос. Переворачивая очередную страницу, я поднимаю на него глаза и вижу одно и то же сосредоточенное выражение лица. Сосредоточенное на моих губах, а, значит, он вообще ни черта не слышит из того, что я читаю. Закрываю книгу и откладываю её в сторону. Подозреваю, мой слушатель этого даже не заметил.
— Почему ты перестала говорить? — вопрошает он, не меняя выражения лица и не отрывая взгляда от моих губ.
— Говорить? Холдер, я читаю. Есть же разница. И судя по всему, ты был не очень внимательным слушателем.
Он смотрит мне глаза и улыбается.
— Что ты, я очень внимательно следил. За твоим ртом. Может, не за словами, которые из него вылетали, но за ртом — точно.
Стаскивает меня со своего плеча, кладёт на кровать, соскальзывает пониже и прижимает меня к себе. Выражение его лица при этом по-прежнему не меняется: смотрит так, словно хочет меня съесть. Пожалуй, я бы не возражала.
Он медленно обводит кончиками пальцев мои губы. Невероятное ощущение, и я стараюсь не дышать из страха, что он остановится. Я могла бы поклясться, что его пальцы на прямой связи с каждой чувствительной точкой моего тела.
— У тебя красивый рот, — сообщает он. — Смотрю на него, смотрю, и не могу насмотреться.
— Ты мог бы попробовать его на вкус, — подзуживаю я. — Это очень приятно.
Он зажмуривается, издаёт стон и прижимается головой к моей шее.
— Прекрати ты, ведьма!
Я смеюсь и мотаю головой.
— Ни за что. Ты придумал это дурацкое правило, и почему я должна ему следовать?
— Потому что ты знаешь, что я прав. Я не могу тебя сегодня поцеловать, потому что за поцелуями обычно следует продолжение, а за ним — ещё продолжение, и если мы будем продвигаться в том же темпе, то покончим со всеми «первыми разами» ещё до следующих выходных. Разве ты не хочешь растянуть наши «первые» на подольше? — Он поднимает голову и смотрит на меня.
— Первые разы? — спрашиваю я. — А сколько их вообще бывает?
— Не так уж и много, вот почему имеет смысл их растянуть. С момента нашей встречи мы прошли уже немало.
— И какие первые разы мы уже прошли?
— Самые простые. Первое объятие, первое свидание, впервые спали вместе, хотя я-то как раз не спал. Нам осталось всего ничего. Первый поцелуй. Впервые спать вместе, но при этом обоим бодрствовать. Первая свадьба. Первый ребёнок. И после этого — всё, кончено. Наша жизнь превратится в унылую тягомотину, и мне придётся развестись с тобой, чтобы жениться на молоденькой и по новой пройти все первые разы, а ты останешься одна растить детей. — Он кладёт ладонь на мою щёку и улыбается. — Вот видишь, солнце, я же для тебя стараюсь. Чем дольше я тебя не целую, тем позже я буду вынужден бросить тебя у разбитого корыта.
— Ну и картинку ты нарисовал — жуть впотьмах, — смеюсь я. — Должна заметить, отчасти ты уже не кажешься мне привлекательным.
Он приподнимается надо мной, удерживая свой вес на обеих руках.
— Только отчасти? Значит, от другой части я всё-таки кажусь тебе привлекательными?
— Я вообще не считаю тебя привлекательным. Наоборот, отталкивающим. И вообще, не надо меня целовать — боюсь, меня вырвет прямо тебе в рот.
Он смеётся, переносит вес на одну руку, всё так же нависая надо мной. Потом наклоняется и прижимается губами к моему уху.
— Всё ты врёшь, — шепчет он. — Ты от меня просто балдеешь, и я намерен тебе это доказать.
Я закрываю глаза и ахаю, когда его губы касаются моей шеи. Легчайший поцелуй чуть ниже уха, но ощущение от него такое, словно я оказалась на кружащейся карусели. Холдер снова прижимается губами к моему уху и шепчет:
— Почувствовала?
Я качаю головой, но едва-едва заметно.
— Мне повторить?
Я снова мотаю головой из чистого упрямства, надеясь, что он обладает телепатическими способностями и услышит мой внутренний вопль: «Чёрт возьми, да! Мне нравится! Повтори!»
Он смеётся, притрагивается губами к моей щеке, а потом прокладывает дорожку из быстрых, лёгких поцелуев вниз к моему уху. Снова останавливается и шепчет:
— А так?
Будь я сейчас с любым другим парнем, уже умирала бы от скуки. Но с Холдером всё ровно наоборот. Мы ещё и не поцеловались по-настоящему, а я уже пережила лучший поцелуй в своей жизни. Я снова мотаю головой. Глаз я не открываю — мне нравится не знать, что последует дальше. Как эта рука, которая ложится на моё бедро и скользит вверх к талии. Его ладонь проникает под мою футболку, едва не задев край трусиков, и остаётся там, большой палец медленно гладит мой живот. Я настолько остро ощущаю его прикосновение, что если бы мне сейчас предъявили набор отпечатков пальцев, я бы безошибочно выбрала тот, что принадлежит Холдеру.
Он проходится кончиком носа по линии моего подбородка. Послушайте, а он дышит так же тяжело, как я. Кажется, он всё-таки не выдержит и не станет тянуть с поцелуем до завтра. По крайней мере, я на это отчаянно надеюсь.
Он снова дотягивается губами до моего уха, но уже ничего не говорит, только целует. Во мне не осталось ни одного нерва, который не откликнулся бы. Всё моё тело от макушки до кончиков пальцев заходится в беззвучном крике, требуя его прикосновений.
Я кладу руку ему на шею, и чувствую, как по его коже пробегает холодок. Один мой жест — и его решимость тает. На мгновение его язык дотрагивается моей шеи, у меня вырывается стон, и… Холдер впадает в исступление.
Он отрывает руку от моей талии, просовывает кисть мне под голову и приподнимает навстречу свои губам. Я потрясённо распахиваю глаза — как же быстро ему изменила выдержка! Он обрушивает на мою шею поток дразнящих касаний: целует, лижет каждый дюйм, приостанавливаясь, чтобы глотнуть воздуха, только когда это абсолютно необходимо. Я вижу звёзды на потолке, но у меня нет времени сосчитать хоть одну — глаза закрываются сами собой, и я борюсь со рвущимися из горла совершенно неприличными звуками.
Его губы спускаются по моей шее к ключице. Если бы у нас не осталось так мало «первых разов», я бы содрала с себя футболку и заставила бы его продолжить. Но он не даёт мне такой возможности. Поцелуи поднимаются по моей шее, подбородку и ложатся вокруг моего рта. Я чувствую на своих губах его дыхание и знаю — ему тоже нелегко, он тоже борется с собой, чтобы не поцеловать меня в губы. Открываю глаза — ну, конечно, он снова глядит на мой рот.
— Такие красивые, — затаив дыхание, шепчет он. — Я мог бы смотреть на твои губы сутки напролёт и не соскучиться.
— Ну уж нет. Если ты будешь только пялиться и ничего больше, то заскучаю я.
Он кривится, и невооружённым глазом видно, что ему очень-очень трудно не целовать меня. Даже не знаю, что такого особенного в том, как он смотрит на мои губы, но этот взгляд — самое страстное, самое головокружительное во всём, что происходит сейчас. И я делаю то, что, возможно, делать не следовало. Медленно облизываю губы.
Он со стоном прислоняется лбом к моему лбу. Рука подгибается под ним, и он падает, прижимая меня всем своим весом. Везде. Каждой клеточкой. Наши тела находят идеальные точки соприкосновения — и мы в игре. Я задираю на нём футболку, он поднимается на колени, чтобы помочь мне снять её. Его торс, наконец, обнажён, и я обхватываю ногами его талию и сцепляю лодыжки — никакая сила на свете не заставит меня его отпустить, хуже этого ничего и быть не могло бы.
Он снова прижимается своим лбом к моему, и наши тела соединяются, как части мозаики. Он медленно скользит вверх-вниз по моему телу, и с каждым движением его губы всё ближе и ближе к моим, и наконец я ощущаю лёгкое касание. Он не сокращает расстояние, как бы мне этого ни хотелось. Нет, это не поцелуй, наши губы просто соприкасаются. При каждом движении его дыхание ласкает мой рот, и я пытаюсь заглотнуть всё целиком, мне это необходимо, чтобы выжить.
Мы движемся в том же ритме ещё несколько минут, и ни один из нас не желает первым начать поцелуй. Очевидно, что мы оба только о том и мечтаем, но не менее очевидно, что по части упрямства я нашла себе ровню.