У меня отбирают куртку. Я отрываю взгляд от кирпичной стены, насмехающейся надо мной из-за стекла, оглядываюсь и вижу стоящего за моей спиной Холдера. Тот кладёт куртку на кресло, снимает с меня забрызганную кровью майку. Меня охватывает острая печаль, когда я осознаю, что мёртвая кровь, покрывающая моё лицо и одежду, принадлежала человеку, с которым меня связывали родственные узы. Холдер становится передо мной и расстёгивает мои джинсы.
Сам он раздет до трусов. Я даже не заметила, когда он успел избавиться от одежды. Окидываю взглядом его лицо и вижу брызги крови на правой щеке — следствие малодушного поступка моего отца. С мрачным выражением лица Холдер сосредоточенно тянет вниз мои джинсы.
— Детка, переступи пожалуйста, — произносит он мягко, опустившись на корточки. Я опираюсь на его плечи, выдёргиваю из штанин сначала одну ногу, потому другую. Не отрывая ладоней от его плеч, приковываюсь взором к пятнам крови, покрывающим его волосы. Механически провожу пальцами по пряди, подношу их к глазам. Пытаюсь растереть кровь между пальцами, но она слишком густая. Гуще, чем должна быть кровь.
Потому что это не только кровьмоего отца.
Я лихорадочно вытираю пальцы о живот, пытаясь избавиться от этой субстанции, но только размазываю. В горле комок, и я не могу закричать. Я словно оказалась в кошмарном сне, когда лишаешься способности издавать звуки. Холдер поднимает на меня взгляд, мне хочется завопить, заплакать, но не могу: лишь шире распахиваю глаза, трясу головой и безостановочно вытираю об себя ладони. Поняв, что я на грани истерики, он выпрямляется, подхватывает меня на руки и торопливо несёт в ванную. Ставит меня ванну, влезает сам и крутит краны. Как только вода теплеет, он задёргивает штору, поворачивается ко мне и хватает за запястья, останавливая мои безумные попытки стереть красноту. Притягивает меня к себе и становится под душ. Тёплый поток заливает мне глаза, и я хватаю ртом воздух.
Холдер берёт с ободка ванны брусок мыла и разрывает упаковку. Выглядывает за штору и возвращается с махровой салфеткой. Хотя вода тёплая, меня трясёт. Холдер промокает салфетку, втирает в неё мыло и прижимает к моей щеке.
— Тс-с-с, — шепчет он, глядя в мои перепуганные глаза. — Я сейчас всё смою, хорошо?
Он начинает осторожно тереть салфеткой моё лицо, я зажмуриваюсь и киваю. Стараюсь не открывать глаз, потому что не хочу видеть испачканную кровью тряпку, когда он убирает её от моего лица. Обхватываю себя руками и пытаюсь замереть, но дрожь по-прежнему сотрясает моё тело. Холдеру требуется несколько минут, чтобы смыть кровь с моего лица, рук и живота. Покончив с этим, он снимает заколку с моих волос.
— Скай, посмотри на меня. — Я открываю глаза, он легко прикасается пальцами к моему плечу. — Я собираюсь снять с тебя лифчик. Нужно вымыть голову, и я не хочу, чтобы на него что-то попало. Готова?
Чтобы на него что-то попало?!
Поняв, что он имеет в виду, какое вещество, вероятно, налипло на мои волосы, я снова впадаю в смятение и стягиваю бретельки бюстгальтера, а потом просто снимаю его через голову.
— Убери это, — торопливо шепчу я и снова засовываю голову под душ, перебирая волосы пальцами, чтобы как можно быстрее пропитать их водой. — Освободи меня от этого. — В моём голосе звенит паника.
Он снова хватает меня за запястья, отводит мои руки от волос и кладёт себе на талию.
— Сейчас. Держись за меня и постарайся расслабиться. Я всё сделаю.
Я прячу лицо у него на груди и прижимаюсь плотнее. Чувствую запах шампуня, который он выливает на ладонь и втирает в мои волосы. Он поворачивается так, чтобы моя голова снова оказалась под душем, массирует и трёт, снова и снова прополаскивая волосы. Я не спрашиваю, почему он так долго с ними возится, лишь позволяю ему повторять процедуру столько, сколько необходимо.
Закончив со мной, он становится под воду сам и втирает шампунь в собственные волосы. Я разжимаю объятия и отстраняюсь, испугавшись, что на меня снова попадёт это. Опускаю взгляд на свой живот и руки и не вижу на теле следов отца. Холдер трёт лицо и шею салфеткой. И я наблюдаю, как он спокойно смывает с себя то, что случилось с нами меньше часа назад.
Закончив, он открывает глаза и произносит осторожно, словно заранее сожалея о своей просьбе:
— Скай, пожалуйста, осмотри меня, ладно? Проверь, может, я что-то пропустил.
Он разговаривает со мной подчёркнуто спокойно, словно боится разбить. По его голосу я осознаю, чего на самом деле он хочет избежать. Он боится, что я сломаюсь, потеряю самообладание.
Испугавшись, что он может оказаться прав, я беру салфетку и заставляю себя собраться, быть сильной. Осматриваю его — над ухом осталось пятнышко крови, и я стираю его. Смотрю на тряпку, на последнее кровавое пятно, подставляю её под струю воды и наблюдаю, как оно исчезает.
— Вот и всё, — шепчу я, сама не понимая, имею ли в виду только кровь.
Холдер забирает салфетку и кидает её на ободок ванны. Поднимаю на возлюбленного взгляд — глаза его краснее, чем прежде, и я не знаю, плачет ли он сейчас, капли воды или слёзы текут по его лицу. И только теперь, когда физические остатки моего прошлого смыты долой, я вспоминаю о Лесли.
И сердце моё снова разбито, теперь от сострадания Холдеру. У меня вырывается всхлип, я закрывают рот ладонью, но плечи продолжают трястись. Холдер притягивает меня к груди, прижимается губами к моим волосам.
— Холдер, мне так жаль. Боже, как мне жаль.
Я плачу, вцепляясь в него. Если бы чувство безнадёжности можно было смыть так же легко, как кровь! Он обнимает меня так крепко, что я едва могу дышать. Но ему это нужно. Ему необходимо, чтобы я переживала его боль, как мне было нужно, чтобы он переживал мою.
Я повторяю про себя каждое слово, произнесённое сегодня моим отцом, пытаюсь выплакать их все, одно за другим. Не хочу помнить это лицо. Не хочу помнить этот голос. Не хочу помнить, как глубоко я его ненавижу, и особенно не хочу помнить, как сильно я его любила. Когда в твоём сердце хватает места на то, чтобы любить зло, ты можешь испытывать одно лишь чувство — вину.
Холдер кладёт руку мне на затылок и прислоняет мою голову к своему плечу. Его щека прижимается к моей макушке, и теперь я слышу — он плачет. Очень тихо, изо всех сил стараясь сдержаться. Ему больно из-за того, что мой отец сотворил с Лесли, и я ничего не могу с собой поделать — чувствую себя виноватой за это. Если бы я осталась дома, отец никогда бы не прикоснулся к Лесли, она не пострадала бы. Если бы я тогда не села в машину Карен, Лесли, возможно, сейчас была бы жива.
Я кладу ладони на плечи Холдера, крепко сжимаю их. Мягко целую его в шею.
— Прости меня. Он не дотронулся бы до неё, если бы я не…
Холдер хватает меня за локти и отстраняет с такой силой, что я вздрагиваю и распахиваю глаза.
— Не смей так говорить! — Он отпускает мои руки обхватывает ладонями моё лицо. — Ни в коем случае не проси прощения за всё, что натворил этот человек. Ты слышишь меня? Это не твоя вина, Скай. Поклянись, что ты больше никогда не допустишь таких мыслей.
— Клянусь, — говорю я чуть слышно и киваю.
Он пристально всматривается мне в глаза в поисках правды. Поразительно, как мало времени ему понадобилось, чтобы отвергнуть любую мою предполагаемую вину. Если бы он с такой же лёгкостью отвергал и свои собственные придуманные вины. Но ведь нет же!
Не в состоянии выдержать его взгляд, я обнимаю его за шею. Он сжимает меня с объятиях, в каждом движении сквозит отчаяние и боль. Правда о Лесли, реальность того, чему мы стали свидетелями, накрывает нас обоих с головой, и мы цепляемся друг за друга что было сил. Он больше не пытается быть стойким ради меня. Любовь к Лесли и гнев на случившееся с ней проливаются в слезах.
Я знаю, Лесли нужно было бы, чтобы он вместе с ней пережил её страдания, и поэтому даже не пытаюсь утешить его. Мы просто оплакиваем её, потому что тогда, в прошлом, некому было её оплакать. Я целую его в висок. Каждый раз, когда мои губы прикасаются к нему, он сжимает меня ещё чуть сильнее. Его губы скользят по моему плечу, и вот уже мы пытаемся поцелуями отбросить душевные муки, которые оба не заслужили. Он целует меня всё быстрее, крепче, решительнее, отчаянно пытаясь убежать от боли. Отстраняется и смотрит мне в глаза, плечи его поднимаются и опускаются при каждом трудном вздохе.