— Тетя Мэри, когда я увижу бабушку?
Тетя Мэри раздраженно прикрыла глаза, выключила пылесос и спросила:
— Что?
Начиналась третья часть концерта, названия которого Ральф не знал, и он заслушался. Сначала весело вступают скрипки, и Ральф слышал, как за ними торопится фортепиано, а за фортепиано — снова скрипки. Все вдруг показалось шуткой, горсткой легких розыгрышей.
— Что ты сказал? — снова спросила его тетя.
Ральф уже забыл, что хотел спросить, и смущенно глядел на свою тетю; она снова включила пылесос, а он взялся за письмо:
а. И меня никогда не возят повидать тебя и стоит мне заснуть как я вижу тебя и тогда я знаю где находится небо а потом я опять не знаю.
— Тетя Мэри, когда я увижу бабушку?
Тетя Мэри выключила пылесос, обреченно подошла к Ральфу, убавила звук радио.
— Что ты сказал?
— Я ничего не видел.
— Что?
— …Что я совсем не вижу бабушку. Когда я ее увижу?
Тетя Мэри медлила с ответом. Она молчала, опустив голову. Фортепиано разговаривало с оркестром. Потом, словно почувствовав, что все их слушают, тихо и быстро-быстро заговорили сразу все инструменты. Тете Мэри показалось, что они все поняли; каким-то образом она знала, что они ждут того, что она могла бы сказать. Женщина испугалась и быстро проговорила:
— Когда-нибудь. Когда-нибудь увидишь.
И пошла обратно в гостиную и включила жужжащий пылесос: он жужжал хрипло и замирал, когда наталкивался на старую мебель. Ральф на минуту зажал уши руками. Потом сделал погромче радио и продолжал:
аа аа где же ты где же ты а тетя Мэри сказала на небе а я смотрю и не вижу тебя на небе потому что мы тебя оставили там и человек с лопатой кидает вниз землю и я не плачу потому что не хочу чтобы ты об этом знала и тогда ты не будешь огорчаться а он все кидает и кидает вниз землю а потом кладет наши цветы которые настоящие а дядя Гарольд уже выходит из уборной и спотыкается и поднимается по лестнице и зовет меня а я не хочу подниматься и он зовет и тетя Мэри говорит Гарольд please а дядя Гарольд смеется и напевает а я боюсь окна там наверху потому что я ничего не видел а пылесос уже близко и музыки уже не слышно и мне так плохо и так страшно что ты даже не представляешь приходи скорее и я хочу купить себе 3311 фунтов стерлингов жвачки чтобы ты видела как я радуюсь деньгам про которые ты написала тому сеньору в котелке что я оставляю моему ненаглядному внуку Ральфу нашему сироте мои акции и мой дом в Суссексе и ты должна мне объяснить что такое наш сирота и я тоже умею писать очень хорошо и поэтому пишу тебе письмо а сеньор снял свой котелок и прочитал еще что я оставляю браслет и изумрудную брошку моей дочери Мэри а ожерелье и брильянтовое кольцо моей дочери Пегги в равных долях каждой а дядя Дейв и дядя Гарольд все время молчали и были такие хорошие а тетя Мэри уже рядом а пылесос такой противный и музыка надрывается внутри меня и дядя Дейв прикрывает глаза и говорит сеньору в котелке какая она была добрая и дядя Гарольд сказал какая она была добрая и дядя Дейв спрашивает сеньора который снимает котелок скажите please просто так из любопытства please а эти оставшиеся деньги и эти равные доли please please а это правда что все мамы плачут из-за возлюбленных потому что сеньор обмахивается котелком и засунул палец глубоко в ухо и почесал там и ему это очень нравится и он кашляет от удовольствия а я видел у него золотой зуб и сеньор сказал 37 фунтов стерлингов каждой дочери и дядя Дейв был такой бледный и говорит моей жене эти деньги не нужны а тетя Пегги которая мама потому что она мама Пам плачет и говорит нужны дорогой для твоей возлюбленной а дядя Гарольд тоже такой бледный говорит моей жене эти деньги не нужны а тетя Мэри плачет и сказала если бы это были 5000 фунтов тогда бы ты что и заплакала.
— Тетя Мэри.
Она выключила пылесос и остановилась.
— Ты — мама?
Ближе к концу концерта, названия которого Ральф не знал, фортепиано, оставив позади весь оркестр, неслось в одиночестве. Вверх — вниз; выясняя, расспрашивая. Это был чистый, не заглушаемый пылесосом звук фортепиано.
— Ну… — сказала тетя Мэри, повернувшись к Ральфу спиной, — можно считать, что да.
— Моя?
Тетя Мэри пожимает плечами, и Ральф спрашивает: