– Всё хорошо, не боись, – успокаивает он, мягко похлопывая меня по спине. – А лекарства – они всегда горькие. Давай-ка свои лапки сюда, сейчас мигом у меня оживёшь.
Он быстро сбрасывает с себя огромный тулуп и заматывает мои многострадальные конечности, не обращая внимания на мои вялые попытки сопротивления. Меня вдруг неудержимо стало клонить в сон. Пожар в горле утих, только во рту осталось мерзкое послевкусие. И оттаявшая было боль немного притупилась, напоминая о себе редкими, но ощутимыми подергиваниями.
– Это изнасилование? – очень жёстко прозвучал голос Лёсика.
Я встрепенулась и открыла глаз, но Лёсик спрашивал не у меня.
– Ты совсем дурак?! – взвизгнула Наташка. – Хоть думай, что говоришь! Да я...
Она внезапно осеклась и, испуганно взглянув на меня, тихо спросила:
– Эльчик, а Женька... он точно тебя не обидел?
– Ты что – нет! – я так интенсивно замотала головой, что она закружилась, а в глазах тут же потемнело.
Наташка облегченно выдохнула, но спросила снова:
– А Димку Вика натравила?
– Нет, – отвечаю уже спокойно. Ради Виктории я даже пальцем шевелить не стану, не то что пострадавшей головой трясти.
Я очень коротко пересказала, как было дело с момента моего пробуждения, и Наташка, всхлипнув, резюмировала:
– Женька молодец!
– Мудак твой Женька! – припечатал Лесик.
Натка недовольно на него зыркнула, но спорить не стала.
– Эльчик, прости, это я во всём виновата. А с Викой я обязательно поговорю. Она психует, конечно, но её ведь тоже можно понять. Знаешь, как она Женьку любит? И ревнует по-сумасшедшему. Да она уже несколько лет по нему с ума сходит, и сейчас у них только стало налаживаться, а тут...
Подруга многозначительно умолкла, зато снова очухалась моя совесть и заурчала, зачавкала, напоминая о моём подлом поступке. Влезла в постель к чужому парню и испортила подруге праздник. А она столько всего для меня сделала...
– Прости, Наташ, – я покаянно опустила голову, – я сама во всём...
– Так, ну хватит! – прогремел Лёсик, которому явно надоели эти сопли. – Ехать надо, а то у меня уже навязчивое желание подрихтовать вашему донжуану его смазливую рожу, чтоб никто больше с ума не сходил.
– Лёсик, язык прищеми! Трогай давай, я с вами поеду, – приказала Натка и ткнула пальцем в лобовое стекло. – О, а вон, фары сюда повернули – похоже, Женька. Интересно, нашёл он тебя, Эл?
– Наташ, пожалуйста! – испуганно взмолилась я. – Я не переживу, если он меня увидит. Пожалуйста!
– Лёсик, головой отвечаешь! – распорядилась Натка и, открыв дверцу, легко выпрыгнула в морозную ночь. – Эльчик, обещаю – ты ещё будешь самой красивой и счастливой невестой! Давай, до завтра, подружка!
До завтра? Это вряд ли, Наташ…
9 Элла
Наши дни
– Эльза-а-а! Эльза!
Начинается. Я с трудом разлепляю сонные веки и смотрю в окно. Январское утро не добавляет позитива. Кап-кап-кап... Разве это январь? Впрочем, зимы в этом году пока так не случилось. Возможно, она наверстает своё в феврале, а пока...
– Эльза, ё* твою мать! Ты долго будешь лытки тянуть?
Отвратительный будильник! Не выношу, когда к нецензурной брани приплетают мать. Кап-кап-кап... За окном – не пойми что, а в комнате, кажется, ещё холоднее, даже ватное одеяло не спасает. Я замоталась в него, как в кокон, и прикрыла глаза, зная, что всё равно не смогу уснуть. Не позволят.
– Ах, ты, падла кривомордая! – неприятный голос приближается, а я закрываю глаза и притворяюсь спящей.
Фу, как некрасиво сказал!
Дверь в мою комнату с грохотом распахивается, звякает по полу оторванный шпингалет (к слову, уже четвёртый), и тяжёлые шаги приближаются к моей кровати. Не скажу, что мне совсем не страшно, но продолжаю упрямо спать. Это иллюзия моей независимости, и с ней я намного сильнее Элизы Смирновой – глупой, прилюдно растоптанной, влюблённой девочки, готовой даже умереть ради недолгого счастья в руках любимого мужчины.
Теперь я Элла Образенская – толстокожая и поумневшая. Я не перестала любить... Но не готова умирать из-за мужчины. Разве только со смеху... Не Эльза – Элла! Не падла и не вобла мороженая, как частенько меня величает господин майор. Именно он сейчас и издаёт злобное сопение над моей кроватью. Размышляет, куда бы меня пнуть? Кишка тонка.
– Я же знаю, что ты не спишь, – рычит нервный Яков Иванович. – Подъем, страхуила!
Бессовестная ложь! Мы оба знаем, что я не такая. А это лишь недостойный способ уязвить меня. Неуязвимую. Сплю.
– Ты специально меня выводишь, тварь?
Да!