– Это гетерохромия, – пытаюсь напомнить, но Инесса грубо меня перебивает:
– Знаю! Думаешь, у меня старческий склероз? – но тут же смягчается. – Не обращай внимания, я по утрам всегда не в духе. Просто вечером я плохо рассмотрела твои выдающиеся лупешки, а сейчас… Знаешь, я тебе скажу – это пиZдец как круто! И на кой хер ты, спрашивается, присупонилась к этому Жентёру?
– Я люблю его, – отвечаю, как есть, потому что у меня просто нет иных аргументов.
Инесса недовольно морщит нос, словно неприличное слово услышала.
– Эх, девки, не ценим мы себя! Ты же у меня бомбища!.. – она придирчиво оглядела меня с головы до ног и обратно. – Ну-у, правда, очень замедленного действия. Вот что с твоими волосами?
– А что с ними? – рука невольно потянулась к голове.
– Какого они цвета? – рявкнула Инесса.
– Русые, – отвечаю уверенно, но уже подозреваю, что этот цвет имеет альтернативное название. И Инесса не стесняется его озвучить:
– Ни в пиZду, ни в красную армию – и цвет, и причёска, и вон та пое*ень, которую ты собираешься мне скормить в качестве завтрака.
– Это овсянка с фруктами, Инесса Германовна, она очень полезна… на… на завтрак, – я так растерялась, что в защиту своей причёски слов просто не нашла. Вряд ли будет уместно приплетать сюда пользу.
А Инесса, между тем, продолжила:
– Гардероб твой – полный отстой, деточка, а макияж…
– Какой макияж? – произношу бесцветным тоном, стараясь скрыть нарастающее раздражение.
– Вот именно, что никакой! – ехидно и скрипуче парирует Инесса, вырывая из моих рук пиалу с кашей. – Давай уже свою полезную хрень. И сядь за стол, а то стоишь тут, как статУя двухметровая. Тебе сколько лет – двадцать?
– Через месяц будет, – я устроилась за столом напротив Инессы. – Вы считаете, я настолько тупа и не знаю, как подчеркнуть свои достоинства? Не забыли, где я танцую? Я видела себя в сценическом образе, Инесса, и знаю, как могу действовать… на мужчин.
– Серьёзно? – усмехнулась женщина. – А то я уже засомневалась, что ты вокруг шеста мотыляешься, там же серые мыши не приветствуются. Ну, и что ты надулась, как та самая мышь? Как ты собираешься приручать своего плейбоя? И чем? Ты бы хоть порепетировала с кем-нибудь, навыки наработала…
– Какие навыки? – спрашиваю уже с откровенным вызовом.
Аппетит пропал начисто, а в голове засел вопрос – что я делаю в обществе этой вульгарной тётки? И ещё обида. Инесса – единственная, кому я рассказала о своей безнадёжной любви, о незабываемом первом разе и о позорном – втором. Боль, запертая глубоко внутри, выплеснулась этой ночью с неожиданными слезами. Впервые я позволила себе оплакать свою безответную любовь и призналась, что не могу представить себя с другим мужчиной, что даже их прикосновений не выношу. И что я хотела забыть, пыталась пробовать строить отношения… Не смогла…
Наверное, в глазах взрослой опытной женщины я выгляжу наивной и глупой. Но её совет – порепетировать с другими… Она же слышала меня, всё видела… Я думала – она поняла. Опять я ошиблась…
Поднимаю глаза на Инессу и встречаю её укоризненный взгляд.
– А ты уже решила, что старая развратница, ничего не понимающая в чувствах, толкает тебя в бездну порока? Думаешь, я сексуально озабоченная бабка? Да я о сексе-то знать ничего не знала – я же всё время замужем была – царствия им всем безоблачного! Да я, если хочешь, сама – вечная жертва любви. Знаешь, как я Ваньку, кобеля, любила? В семнадцать лет с этим голодранцем из дома сбежала, отдалась ему на скамейке в парке. По большой любви, между прочим! Меня отец чуть не убил потом, он был большо-ой партийной шишкой, всю жизнь на виду. А единственная дочь залетела от сына местной дворничихи. Каково?
Инесса смотрит на меня очень многозначительно, а я никак не могу провести параллель между Женей и голодранцем Ванькой.
Но всё равно стало очень интересно, чем там закончилось.
– И что потом?
– А ни х*я хорошего!
Инесса тяжело вздохнула и продолжила:
– Папа меня любил, поэтому до конца не убил. Поженили нас! Дворничиху сразу повысили до заведующей местного профилактория, квартирку дали. Ваньку учиться отправили, в партию приняли и хорошенько пнули вверх по карьерной лестнице. Эх… Так он, гондон, и ускакал от меня по этой лестнице. Я же за семь лет брака его член только спящим видела. Уставал он очень, в смысле, хер его. А в один прекрасный день уехал мой Ванечка в Москву, в командировку, и всё… больше не вернулся.