— Да она, почитай, уже труп, — проворчал второй. — Черт побери, далеко нам тащиться? Холод собачий, я уже закоченел до костей! Почему нельзя ее прямо здесь, какая разница…
— Нельзя, братишка, приказано до леса. Не будем терять времени, садись, поехали.
Лошади тронулись. Энни пыталась что-то разглядеть сквозь довольно редкую ткань мешка, но все, что могла видеть, — лишь свет фонаря в руке одного из конвоиров.
«Что ж, — думала она, — рано или поздно это должно было произойти. Очевидно, Камберленд, потеряв терпение, махнул рукой и решил не устраивать никакого суда…»
Энни вдруг вспомнилось, как Джеми и Робби показали ей человеческий череп, который обнаружили, копая колодец. Череп смотрел на Энни пустыми глазницами, словно безмолвно вопрошая ее о чем-то. Нижняя челюсть отсутствовала, в виске зияла дыра — очевидно, этот человек был убит ударом камня или кинжала в висок. Когда-нибудь, лет через десять или через сто, кто-то, возможно, так же наткнется на ее череп и не будет знать, чей он…
Энни крепче вцепилась в поводья. Веревки, стянувшие запястья, резали их в кровь, закоченевшие пальцы одеревенели. Башмаки Энни давно уже выменяла на краюху хлеба, превратившаяся в лохмотья юбка почти не согревала. Каждый шаг коня отдавался болью в измученном теле, но по крайней мере эта боль не давала Энни окончательно отключиться. Энни знала Инвернесс как свои пять пальцев и чувствовала, по каким улицам она сейчас едет. Вот они уже выехали из города…
Послышался приближающийся стук копыт, по которому Энни поняла, что к ним присоединились с полдюжины всадников. О том, чтобы попытаться сбежать, не могло быть и речи. Впрочем, что ей терять — конец один…
— Не вздумай бежать, крошка! — усмехнулся кто-то, словно прочитавший ее мысли. — Эти люди были под Фалкирком и вряд ли откажут себе в удовольствии всадить в тебя пулю. Хотя что до меня, то я бы предпочел засадить в тебя кое-что другое…
Энни узнала этот голос — и перед ее мысленным взором встала отвратительная физиономия с бельмом на глазу. С милю, а может быть, и больше, они ехали молча. По звукам Энни поняла, что они уже свернули с дороги и теперь продирались сквозь густую траву. Под копытами чавкала грязь, шуршали прелые прошлогодние листья. Энни знала, что к югу от Инвернесса миль на пять тянется густой лес, где, очевидно, все и должно совершиться. Интересно, позволят ли ей хотя бы за минуту до смерти сдернуть этот проклятый мешок и посмотреть на чистое небо?
— Долго еще? — проворчал один из ехавших.
— Сейчас впереди будет опушка. Да вот уже, собственно, маячит просвет…
Наконец конь остановился, и по скрипу седел Энни поняла, что сопровождавшие ее спешились. Чьи-то грубые руки стащили ее с седла и поставили на землю. Босые пальцы тут же ощутили ледяную росу.
Мешок с ее головы стащили-таки, и Энни заморгала, щурясь от яркого света полной луны. Оглянувшись вокруг, она обнаружила, что стоит на лесной поляне, окруженной густыми, высокими елями, с земли поднимался туман. В сочетании с болезненным светом луны он делал все вокруг каким-то призрачным, нереальным. Вокруг Энни стояли шестеро в красных мундирах с мушкетами. Еще столько же, судя по их виду, долго поджидали их на поляне. В одном из них Энни узнала знакомую плотную, приземистую фигуру.
Камберленд пристально разглядывал ее, в то время как солдаты вынимали из ее рта кляп. Энни хотелось плюнуть в ненавистное лицо, но рот пересох, губы потрескались в кровь.
— Рад снова видеть вас, леди Энни! — усмехнулся герцог. — Чудесная нынче ночь, не правда ли?
Энни молчала, закусив запекшуюся губу.
— Вынужден признать, леди Энни, — продолжал он, — что ошибся даже в самых смелых своих прогнозах — вы держались до последнего. Я думал, вы сдадитесь гораздо быстрее… Впрочем, у вас еще есть время подумать — казнь назначена на полночь, осталось еще несколько минут…
— Я уже все давно обдумала, — непреклонно прошептала Энни.
— Я и не надеялся ни на что другое, крошка. — Камберленд поцокал языком. — В таком случае все, что нам осталось, — небольшая формальность…
Он сделал знак одному из солдат, и тот поднес ему какую-то бумагу, походную чернильницу и перо.
— Этот документ требует вашей подписи, — сказал герцог Энни.
Энни поглядела в бумагу, но ничего не смогла в ней раозобрать — лунный свет был все-таки недостаточно ярким, а почерк — неразборчивым.
— Что это? — поинтересовалась она.
— Не волнуйтесь, леди Энни, это не заденет вашу честь, не заставит поступиться принципами. Все, что от вас требуется, — формальное признание того, что вы якобитка, что вопреки воле мужа выступали на стороне врагов британской кероны…
— Для того чтобы казнить меня, вам нужно мое формальное на то согласие?
— Если бы мне требовалась только ваша смерть, — поморщился Камберленд, — я бы уже давно не стал церемониться. Не испытывайте мое терпение, леди Энни, — оно на пределе. Все равно игра окончена!
— Все в порядке, Энни, — послышался знакомый голос. — Можешь смело подписывать.
Энни лихорадочно обернулась. Нет, этого не может быть, это ей почудилось, она, должно быть, просто повредилась умом от долгого сидения в одиночке… Но почему все остальные тоже повернули головы на этот голос?
Энни смотрела — и не верила своим глазам, как недавно не поверила ушам. Из-за каждого дерева, словно призраки, возникали вооруженные до зубов члены клана Макинтош. Впереди — не кто иной, как Ангус Моу собственной персоной…
Солдаты Камберленда вскинули мушкеты, но Ангус решительно шагнул вперед. На какое-то мгновение Энни снова усомнилась, он ли это, — Ангус сейчас мало походил на изысканного джентльмена, каким все привыкли его видеть. Волосы растрепаны, щеки небриты, глаза в лунном свете горят таким адским огнем, словно вобрали в себя боевой дух всех его предков…
— Все в порядке, Энни, — спокойно повторил он. — Можешь смело подписывать эту бумажку — это часть нашего договора. Но мне нужна другая подпись — его светлости на другом документе. Пусть распишется при всех свидетелях, что дарует тебе полную амнистию.
Энни уставилась на мужа, ничего не понимая.
— Чего вы от меня хотите? — сердито спросил Камберленд у Ангуса.
Ангус сделал знак одному из прибывших с ним, и вперед шагнул человек в узком черном сюртуке. В присутствии такого количества английских солдат и суровых, вооруженных до зубов горцев он явно чувствовал себя неуютно.
— Вот д-документ, о котором идет речь, в-ваша честь, — чуть слышно пролепетал он. — У меня также имеется с собой письмо от первого министра его высочества, лорда Ньюкасла, предлагающего вам принять условия лорда Макинтоша и его лондонского адвоката. Нам известно, сэр, о том, что ваши люди подделывали документы, перехваченные у противника. Это серьезное преступление, ваша честь, оно может иметь для вас очень серьезные последствия. Более того…
— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо перебил его герцог. В данный момент самую большую опасность для него представляли вооруженные до зубов горцы, хотя последние вряд ли понимали, о чем идет речь.
— Вы разочаровываете меня, Макинтош, — обратился Камберленд к Ангусу. — Признаться, я возлагал на вас большие надежды. Вы могли бы сделаться еще знатнее и богаче, стать членом парламента, даже сменить этого сопляка Форбса…
— Все мое богатство — здесь, — спокойно проговорил Ангус, указывая на Энни. — А если я разочаровываю вас, герцог, то готов умереть с чистой совестью…
— Вы умрете даже раньше, мой друг, чем думаете! — прошипел себе под нос Камберленд.
Но, как ни тихо были произнесены эти слова, ушей Ангуса они достигли. Усмехнувшись, он поднял руку — и на поляне тут же появился новый отряд, в несколько раз больше первого. Возглавлял его Эван Маккардл — денщик Ангуса.
— Ты без труда нашел их? — спросил Ангус.
— В два счета! — усмехнулся Эван. — Они ждали меня как раз там, где вы сказали.
Ангус, победно улыбаясь, шагнул вперед. За поясом его поблескивал целый арсенал из мушкетов и ножей. Камберленд это было замечено всеми — инстинктивно попятился на шаг назад. В один момент его солдаты, как и тюремщики, сопровождавшие Энни, были обезоружены. Лондонский поверенный, вынув из кармана платок, отер пот со лба.