========== «No body, no crime» [Чёрный Юмор, R] ==========
Юнги смеривает человека, стоящего перед ним, скучающим взглядом:
— Итак, вы хотите, чтобы я застрелил вашу жену, потому что она случайно разбила коллекционную фигурку Бэтмена во время уборки?
Очевидно, что нет. И тут уже возникают две версии случившегося. Первая: незадачливый заказчик уже давно пресытился семейной жизнью, а разбитая фигурка сыграла роль спускового крючка, ну или же последней капли в переполненной чаше чужого терпения. Вторая: истинная причина по какой-то причине кажется ему слишком личной, чтобы рассказывать о ней постороннему, хотя какие могут быть секреты, когда ты приходишь к кому-то с просьбой пришибить свою вторую половину?
Ладно. На самом деле была и третья, наиболее верная с точки зрения психологии. Юнги не требует от заказчиков душещипательной истории, ему достаточно времени, места и чисел с нулями на конце на счету, однако потенциальный клиент по какой-то причине всё же озвучил эту нелепую историю с Бэтменом, стало быть, таким образом пытался как бы оправдать себя не столько в глазах прожженного убийцы, сколько в своих собственных.
По правде говоря, все варианты для Юнги монопенисуальны. Как уже говорилось ранее, за хорошие деньги он выезжает на заказ без лишних моральных терзаний и вопросов.
Пришедший в, разумеется, съёмную квартиру мужчина неуверенно топчется на месте, и после пары секунд раздумий выдаёт:
— Вы думаете, что это… ну, слишком?
— Да мне, в общем-то, всё равно, — пожимает плечами Юнги. — Любой каприз за ваши деньги: увижу предоплату и пущу пулю в лоб вашей супруги хоть просто так.
— Что ж, тогда, наверное… — мужчина протягивает ему небольшой чемодан, который до этого нерешительно дёргал за ручку, и Юнги в секунду открывает его, отточенными движениями пересчитывая деньги и проверяя их на подлинность, а также наличие запрятанных жучков — ну мало ли.
— Вся сумма сразу? — вздёргивает брови Юнги и чуть теплеет: доллары, хрустящие между пальцев, всегда настраивают его на лирический лад, и даже неловкий недотёпа, пришедший заказывать свою жену, уже не вызывает прежних эмоций. — Что, так достала?
— Да не то слово, — наконец выдыхает мужчина, тоже немного расслабляясь при виде чужого деланного сочувствия. — Всё пилит и пилит, в изменах подозревает, а я же ни-ни, ну, то есть, пару раз и было, может, но по дурости, да и то лет пятнадцать назад!
Как типично. Если бы Юнги давали по центу каждый раз, когда доведённые до ручки возлюбленные приходили заказывать друг друга, то он бы обогатился на тысячи, если не десятки тысяч долларов. Как хорошо, что ему платят куда больше, а на счету лежит куда более внушительная сумма; конечно, отдельный геморрой прогонять её как доход от несуществующего бизнеса по продаже мыла «Кореюшка», но это уже другое, такое незначительное по сравнению с Франклинами* в его руках.
— Как я вас понимаю, — даже улыбается уголками губ Юнги. — Итак, к какому числу репетировать реквием?
— Что? — не догоняет мужчина, и Юнги, мысленно окрестив его «классическим тупицей», уточняет:
— Когда вы хотите видеть вашу жену в гробу?
— До конца недели — никаких уже сил нет её терпеть! По пятницам моя благоверная хлопочет по дому, так что будет там одна. Вот дубликат ключей, на случай, если вы… ну…
— … Не захочу влезать через окно? — насмешливо уточняет Юнги. — Спасибо, очень мило с вашей стороны. Напишу, как всё будет кончено, но настоятельно рекомендую вам в обозначенную дату помелькать на публике — тело-то уж я транспортирую, не беспокойтесь, и даже не заляпаю кровью ваш драгоценный персидский ковёр, а вот полиция в подобных случаях всегда косо поглядывает на родственничков. Не давайте им поводов: в мои услуги обеспечение алиби не входит.
«Ещё одна вещь, которую нужно выбить на камне перед ЗАГС-ом: вступая в брак, не забывайте, что полиция не просто так при убийстве одного из супругов тщательно прорабатывает второго, — думает Юнги и едва заметно усмехается: после тщательного маринования в такого рода историях он окончательно утратил и без того не очень крепкую веру в человечность, которая у него когда-либо была. — В самом деле, Боженька, херачь-ка ты опять потоп: этой планете с пресыщенными глупцами не поможет уже ничего».
— Да, и… — привлекает к себе внимание его новоиспечённый клиент. — Не сочтите за грубость, но не слишком ли… худощаво вы выглядите для убийцы?
Глаза Юнги непроизвольно выкатываются от удивления настолько, насколько это возможно для азиата с лисьим, ну или же «кошачьим» разрезом. Он мог бы без труда составить свой личный рейтинг с десятками тупых вопросов от нанимателей, однако строением его тела особо никто не интересовался. Если не считать зрелых вдовушек и некоторых искушённых парней, конечно, но что-то подсказывает Юнги, что стоящий перед ним раззява не относится к подкатегории тех, кто не прочь… кхм, расплатиться натурой.
— Ну, если бы я душил людей голыми руками, то тогда, наверное, да, однако в эпоху огнестрельного оружия киллерам не обязательно выглядеть, как Дуэйн Джонсон. Напротив, невысокий рост и худощавое телосложение очень помогают, когда нужно затеряться в толпе или немного побегать.
— Да, конечно, простите, я спросил, не подумав… И ещё, — мужчина снова мнётся, а Юнги близок к тому, чтобы выброситься в приоткрытое на проветривание окно; от общения с тупицами у него медленно, но верно развиваются суицидальные наклонности. — А откуда вы знаете, что у нас дома персидский ковёр?
Сначала вопрос сбивает с толку, но потом Юнги, напрягая извилины, вспоминает про собственную шутку про «драгоценный персидский ковёр». Было бы смешно, если бы не было так грустно. Он ловит себя на мысли, что истерически рассмеяться клиенту в лицо — слишком, даже для такого всего из себя крутого Терминатора, как он. Одно из занятных наблюдений бывалого киллера: вежливым и осторожным нужно быть только с представителями правительства и полиции (да-да, у Юнги есть подвязочки и там, однако это не значит, что он может выйти на улицу с пулемётом и начать палить из него в первых встречных). С остальными же можно и не церемониться: помните, о, начинающие ассасины, люди, которые приходят к вам с просьбой кого-то укокошить вряд ли пожалуются в киллерский профсоюз о ненадлежащем отношении.
— Бабка нагадала, — бурчит Юнги, который искренне пытался сохранять хоть какое-то подобие непредвзятости до самого конца, однако железными нервами мог похвастаться только в вопросах, касающихся трупов, отрываясь от размышлений и вспоминая о существовании надоедливого гостя. — Идите уже, всё будет сделано в лучшем виде.
— О, и последнее! — спохватывается у самой двери мужчина, кажется, его зовут Чхве; Юнги уже готов взвыть от досады и раздражения. — Скинете мне потом место, где закопаете труп?
— А вам-то зачем? — устало, не от особой озабоченности, скорее, просто из праздного любопытства интересуется Юнги. — Будете на могилу цветочки носить?
А что, с такого тюфяка станется.
— Нет, — ухмыляется мужчина, и с его лица в момент слетает былая растерянность и скованность. — Хочу на неё плюнуть.
После этого злополучный Чхве, наконец, уходит, оставляя ошарашенного Юнги задумчиво кататься в кресле на колёсах из одного угла кабинета в другой. Как бы он ни силился переключить своё внимание на птиц за окном, на хаотично разбросанные скрепки на столе и безнадёжно остывший кофе, перед глазами всё ещё стоит то жуткое, стеклянное выражение на рыхлом лице, казалось бы, такого простодушного Чхве…
«Эх, и вот как после такого верить в любовь? Сначала клятвы и заверения в преданности до гроба, а потом тот, кого ты считал самым родным, самым близким, собственноручно несёт кровно заработанные таким, как я, да ещё и просит геолокацию, чтобы поглумиться над останками. Как хорошо, что у нас с Чимином всё иначе. Иначе ведь?»