Нахожу в себе силы встать и дойти до кухонного стола – настало время приема очередного блокатора, и каждый раз мне обещают, что последствия будут не такими жесткими, а я, как идиот, верю. Хотя нет, не верю, - надеюсь. За пятнадцать минут мне удалось закрыть окна, повернуть все замки на входной и черной дверях, взять большую бутылку воды и подняться в спальню. Голова тяжелеет с каждой секундой, но нервяк ушел и, кажется, даже не собирался возвращаться. «Морда» не обманула. Мне легче.
Уже очень давно я не видел снов. Они всегда приходят, как гром среди ясного неба, ведь для меня это большая редкость. Я видел море, красивое, прозрачное море и ясное солнце на чистом небе. Последний отпуск Орайона был больше двух лет назад, но это было великолепно. Три недели чистого воздуха, где я мог наслаждаться вечным вниманием моего мужчины, где каждая минута была посвящена только одному ему. Мы просыпались вместе, вместе же засыпали, вместе готовили, вместе завтракали, вместе гуляли, вместе мечтали. Мы делали все вместе, и тогда я был счастлив.
Когда мы только познакомились, я тихо ненавидел Орайона, хотел, чтобы он поменял свое мнение насчет меня, прекратил называть неразумным ребенком и начал хотя бы считаться с чужим мнением. Только сейчас я понимаю, как он был прав. Орайон встретил меня, когда ему было 23, а мне шестнадцать. Мне сейчас 23, и если бы на моем пути встретился шестнадцатилетний мальчик, то я бы вел себя с ним еще строже, даже несмотря на то, что природа по сути диктует мне мягкость и покладистость. Все, что я мог тогда получить от Района – кроткий поцелуй в лоб или щеку, большего он себе, да что уж, и мне, не позволял.
Первый раз я узнал, что такое поцеловать другого человека за пару недель до совершеннолетия, когда Орайон, видимо, уже устал выгонять меня из своей кровати. Это было прекрасно. Создатели говорили, что доминанты чаще всего грубые и алчущие власти создания, где роль силы слишком переоценена, но я знал, что мне такое не грозит. Даже в самую первую сессию, когда я уже не слышал слов, Орайон пытался до меня достучаться, поставить рамки дозволенного, хотя, думаю, его уже давно самого накрыло зовом природы, но он держался. Он никогда не делал мне больно без предварительного разрешения, всегда был аккуратным и нежным, даже когда вся моя спина уже была изрешечена красными полосами от плети, он давал мне ощущение защищенности.
Каждая наша сессия, начиная с самой первой, заканчивалась моим сабспейсом, и после Орайону приходилось еще очень долго держать меня, чтобы во время очередного сокращения мышц я не навредил себе. Парадокс – я знаю, что сабспейс это самые невероятные ощущения, которые мне доводилось хоть раз испытывать, но как только процесс заканчивался, я все забывал. И так было каждый раз. Скорее всего, это связано с тем, что у меня довольно большой цикл – 94 дня, то есть через каждые три месяца мне требуется твердая рука доминанта. Моего доминанта, и не дай Бог оказаться на его месте кому-то другому.
Ночь была душной, хотелось открыть окна, но нельзя сейчас рисковать подобным образом. Когда в такие ночи я засыпаю вместе с Орайоном, то мы можем быть уверенными – нам ничего не грозит, но если я остаюсь один… Все может закончиться довольно плачевно, особенно если охранный наряд не успеет доехать вовремя, либо штатная сигнализация даст сбой или… Нервное состояние вновь нарастало, и даже столь привычный аромат Орайона, которым насквозь пропахла вся наша постель, уже не казался привлекательным. Наверное, я все же переборщил с таблетками.
Мое настроение улучшилось, как только я вспомнил, что сегодня еду смотреть на нашего мальчика, на наше продолжение, которому всего лишь день. Как вообще можно о таком забыть? Но мое состояние до сих пор оставляет желать лучшего. Врачи говорят, что там еще совершенно не на что смотреть, но мне все равно хочется. Уж если они могут вырастить нового человека за месяц, то, позвольте, я хочу знать, как выглядит мой ребенок на самой ранней стадии.
Никогда не любил водить машины. Всегда приятней сидеть рядом на пассажирском и просто смотреть в окно, зная, что о тебе позаботятся, что в случае возникновения экстренной дорожной ситуации, твоя жизнь будет зависеть от действия другого человека. Эгоистично? Возможно, но мне так легче. Однако сейчас допускать кого-то к себе близко – дело довольно глупое, а чтобы добраться до кого-то из моих друзей сабов… Лень. Мне просто не хочется никого видеть.
Дорога заняла не так уж и много времени, как я на то рассчитывал, но ничего удивительного в этом, в общем-то, не было. Добрая часть людей находилась на работе, так что дороги были свободны. Юго-западный инкубатор встретил меня запахом химикатов и приторной чистотой, если не стерильности. Странно, но место, где рождается жизнь, насквозь пропитано каким-то унынием и холодом. По правде говоря – отсюда хочется бежать.
Темноволосый парень ближе к двадцати пяти выдал мне все, что необходимо для посещения, как они выражались, плода. Вскоре я был в полном обмундировании: халат, перчатки, штаны глупого синего цвета, маска и шапочка, под которую мне пришлось убирать волосы. Как только я зашел в темную маленькую комнату, где по ушам бил глухой монотонный звук, а посередине стоял крытый резервуар из биологической ткани, мнение об этом месте тут же поменялось.
- Уже придумали ему имя? – к счастью, парень оказался сабом и лишь по этому не нервировал, и меня даже немного к нему тянуло.
- Нет, мой супруг, к сожалению, уехал из города, и у нас не было времени это обсудить, - я кивнул парню на искусственную утробу.
- Только не давите.
- Он… - моя рука коснулась ткани. – Он теплый, - я чувствовал это даже через резиновые перчатки.
- Живой же, - ухмыльнулся саб и подошел ближе. – Смотрите внутрь, вглубь, слушайте звук, и увидите его. А я пока оставлю Вас наедине.
- Постойте… Я могу позвонить?
- Лучше не стоит.
- Тогда останьтесь со мной, пожалуйста.
- Хорошо, - и медбрат отпустил ручку двери. – Вам интересно?
- Что именно? – я пытался разглядеть сквозь плазму хотя бы какой-то признак жизни, но каждая попытка увенчивалась провалом.
- Сабмиссив или доминант.
- А это известно уже сейчас?! – от шока я даже забыл о набирающем обороты сабдропе.
- Тихо, не тревожьте его, - он вновь подошел ближе. – Это известно с того самого момента, как образец помещают в утробу.
- Я…
- Вы можете спросить об этом позже, - взяв меня под локоть, парень подтащил нас вплотную к утробе. – Вот он, Вы видите? Самый центр.
- О боги… - действительно, в самом центре голубоватой плазмы находилось что-то… Кто-то невероятно маленький, меньше моей ладони раза в четыре, и, как мне показалось, тихо двигался. – Кто он?
- Ваши гены взяли верх, так что Ваш малыш будет сабмиссивом.
В голове тут же предстали картины, как Орайон будет носиться теперь не только со мной, но и с ним, и даже представить страшно, что случится лет через шестнадцать-семнадцать, когда наш малыш начнет свое созревание, когда начнет проявлять к кому-то интерес, когда у него произойдет первый сабдроп… И если до того момента он никого не найдет, то мне придется выгнать Орайона из дома. Хотя, думаю, он сам убежит куда подальше, ибо инцест нам будет явно ни к чему. Именно по этой причине я тогда сбежал из дома, боясь очередного взгляда моего доминирующего создателя. Чувства одновременно невероятно приятные и в то же время ужасающие, но все это лишь темная сторона иметь ребенка-сабмиссива.
Мы – сабы - в детском возрасте всегда довольно милы, спокойны, не плаксивы, хорошо воспринимаем информацию и поддаемся обучению, в то время как ребенок-доминант больше похож на ураган из хаотичных действий и мыслей. Маленький саб всегда вертится около одного из родителей и наблюдает, а уже чуть позже предпринимает попытки повторить действия старшего. Доминанта всегда держит за главный авторитет и ищет своего дома по принципу создателя, так что в нашем случае мне бояться нечего. Орайон – лучшее, что я мог бы пожелать любому сабу. Я же для малыша буду самым ярким примером того, как он должен себя вести. Безусловно, в нем будем множество новых черт и качеств, которые он возьмет от моих просоздателей и просоздателей Орайона, но на этот случай у него буду я, чтобы подсказать.