Какое-то время они пролежали, вдыхая пикантный запах оргазма и слушая смех и аплодисменты, которые доносились снизу, где еще продолжался аукцион.
— Я узнала о тебе в Париже, — неспешно оглаживая член Сантоса, начала Вэл на корявом немецком. — Мне говорили, ты настоящий эксперт по части извращений.
Он с улыбкой пожал плечами. Не понял? Владеет немецким еще хуже нее? Вэл перешла на английский, но Сантос лишь тупо уставился на нее и томно обвел пальцем ее сосок.
Тогда она призвала на помощь зачаточные познания в испанском:
— Это правда, что ты знаком с человеком по прозвищу Турок? И что ты был в месте под названием Город?
И снова слабая, полустрадальческая улыбка, полная кокетства, но на этот раз не оставившая никаких сомнений, что он понимает. Стоило произнести «el Turco», как пенис в руке отвердел.
— Имей в виду: ты все еще мой раб. Я задала вопрос.
Сантос припал своими пухлыми губами к ее, впервые разрешая себя поцеловать.
Приглашает ее в своего рода игру, где ради сведений придется его немного задобрить? Отчасти раздосадованная, отчасти заинтригованная, Вэл решила подыграть. Вошла языком ему в рот, покружила, толкнулась и вдруг...
Отпрянула с испуганным, полным отвращения криком, чувствуя, как по спине бежит холодок.
Сантос, весело усмехнувшись, так широко разинул рот для осмотра, что стали видны гланды.
Впрочем, их, конечно же, ничто не загораживало. Взгляду Вэл предстала пустая, необитаемая пещера. От языка остался лишь серый обрубок в глубине.
Парень булькнул, издав нечеткий звук, похожий на хрюканье.
Никак не выказав потрясения, Вэл вынула из сумочки ручку и бумагу.
— Ответь на мои вопросы. Я знаю, ты все понимаешь. Пиши.
Держа ручку так, словно видит впервые, Сантос накарябал вверху страницы «х». Вэл попросила снова — с тем же результатом.
Зато его член проявил намного больше тяги к общению. Он снова стоял, похотливо прижимаясь к животу Вэл. С досадой отмахнувшись от непочтительного куска мяса, она принялась одеваться.
Сантос ничего не скажет. Она купила немого, который либо не обучен писать, либо притворяется. Впрочем, парень и так, пожалуй, сообщил слишком много.
Вэл была в ярости. Но неудача лишь подлила масла в огонь, странным образом распалив желание увидеть Город.
2
Артур Квентин Брин поднес нож к своим пухлым, красиво очерченным губам, а затем одним отточенным движением запястья в золотом браслете отсек жертве мочку.
Рана была незначительной, а вот боль едва ли.
Парень на стуле задергался, натягивая веревки. Попробовал закричать через кляп, но вышел только приглушенный рык.
Кровь из ранки капала на ковер, оставляя на охряно-голубом узоре пятна в форме звезд. Брин нахмурился, и тоненькая морщинка пролегла между его неестественно ярких бирюзовых глаз, прочертив высокий бронзовый лоб.
Он ненавидел беспорядок.
Ужасная низменность человеческого тела во времена потрясений и совершенно безбожный бардак, который неизбежно возникает всякий раз, когда пускаешь кому-либо кровь, были единственными недостатками его работы.
Искусство Брина стало бичом не только для правоохранительных органов и судмедэкспертов по всей Европе и в Соединенных Штатах, но и для незадачливых уборщиц и наследников, которым приходилось драить пятна и проветривать комнаты, где Брин методично замучил очередного бедолагу, помогая ему отойти в мир иной.
Но награда за труды, определенно, оправдывала неприятные пятна, запахи и потеки.
Он осмотрел парня сверху донизу и решил, что тот не так уж плох. Брину ничего не стоило убить кого-то случайно, но он предпочитал выбирать в жертвы, как и в сексуальные партнеры, определенный типаж, причем и тех и других зачастую ожидала одна участь. Брина тянуло к темноглазым брюнетам и брюнеткам с оливковой кожей, хотя сочетание черных волос и голубых глаз ему тоже очень нравилось. Светлоглазые блондины вроде него самого в целом были не в его вкусе. Раздражали, бросая вызов тщеславию и напоминая о том, что сам он от природы отнюдь не таков. Брин придавал себе нордический вид при помощи контактных линз и красителя для волос и любил, чтобы внешность партнеров контрастировала с его. Так что выбирал в товарищи по играм смуглых мужчин и женщин, чей облик свидетельствовал о средиземноморской или восточной крови.
Брин скрутил выбранного парня, когда тот вытирался полотенцем в ванной комнате на третьем этаже не имеющего лифта дома, расположенного на парижской Рю де Муан, между булочной и, что оказалось довольно уместно, мясницкой лавкой. Он понравился бы Брину, даже если бы тот не наметил жертву заранее. На почтовом ящике парня значилось «Реза Фарасати» — по всей видимости, он был выходцем из Ирака или Ирана. В этом многоквартирном здании, определенно, жил целый ряд студентов со Среднего Востока. Брин понаблюдал, как они выходили и заходили, пока сидел за едой в кафе напротив, выжидая верный момент.