Вэл не поняла, то ли в ответе заключен некий скрытый смысл, то ли у Ремы просто нет матери, если не считать воображаемой. Не дожидаясь дальнейших расспросов, девочка показала на еще одну комнату и добавила:
— А я живу вот здесь.
— В воображении, — не подумав, сказала Вэл и тут же об этом пожалела.
Черные брови ребенка вытянулись в две толстые полосы. Лицо приобрело рассеянное, отстраненное выражение, как будто она смотрит из заднего окна поезда и Вэл становится все меньше и дальше.
— Нет, я здесь живу, — упрямо повторила она. Тут мое тайное место. Прихожу сюда, чтобы побыть одной.
— Понимаю, — солгала Вэл, не представлявшая, какое одиночество может быть глубже того, что и так испытывает этот ребенок в здешних провонявших смертью горах.
— Разве здесь больше никто не живет? Где остальные?
— Есть Яйц, но я его боюсь. Он так странно на меня смотрит. Да и другие тоже, но те меня не трогают. Не хотят трахаться с живыми.
Вэл содрогнулась от столь не по-детски трезвого и прозаичного понимания ситуации. Она колебалась, спросить или нет у Ремы о Маджиде, но девочку, похоже, ничуть не тревожила близость смерти и притянутые ей извращенцы.
— Где ты берешь кости? — решившись, продолжала Вэл.
— На кладбище.
— Значит, ты видишь тела?
— Иногда. Не сказать чтобы мне нравилось там ошиваться. Стервятники смотрят на меня такими же голодными взглядами, как Яйц.
С предельной осторожностью Вэл кратко описала Маджида.
— Мне бы хотелось узнать, жив ли он еще или... его притащили сюда.
— Почему тебя это волнует?
— Он мой друг.
— То есть ты с ним трахаешься.
Вэл передернуло. Не пристало детям так выражаться.
— Сказала же, он мой друг. Маджид рискнул собой ради меня. Если он здесь, то, вероятно, по моей вине. Так ты видела его?
— Не знаю такого, — покачала головой девочка. — Да и знать не хочу. Сама же и убежала бы от такого урода.
С аркой из позвоночника у Ремы возникли затруднения. Наверное, кости попались старые либо просто принадлежали больному остеопорозом. Сочленения гнулись плохо, грозя рассыпаться в любую минуту. Вниз летели крошечные частички костяной пыли. Глядя на сгорбленную спину девочки, Вэл мысленно сравнила малышку с престарелым близоруким палеонтологом, который пытается собрать доисторическую зверюгу.
С резким, как выстрел, звуком позвоночник распался посередине. Рема, разочарованно вскрикнув, отбросила бесполезные половинки, которые отскочили от скалы и стремительно скрылись в земле, точно две скелетоподобные змеи.
— Тебе действительно здесь хорошо? — спросила Вэл — А что ешь? Кто о тебе заботится?
К ее удивлению, малышка расплакалась. Дрожа всем худеньким тельцем, она подбежала к Вэл, вцепилась ей в одежду и, уткнувшись в изгиб локтя, зашмыгала носом.
— Тише, тише, все хорошо, — поглаживая ее по голове, сказала Вэл.
Она мало знала о детях, поскольку не имела своих, а также братьев и сестер. Знала только, что дети пугают ее дикарской непосредственностью и отвратительной слабостью, неизменно вызывающими в ней ощущение собственной неполноценности и беспомощности.
И вот она всеми силами пыталась успокоить Рему, нашептывая банальности и вспоминая те редкие моменты детства, когда Летти пыталась утешить ее саму.
— Знаю, тебе здесь страшно. Знаю, тебе одиноко.
Рема еще громче зашмыгала носом, еле сдерживая рыдания.
— Я знаю, что такое одиночество... — продолжала Вэл.
С радостным криком вырвавшись из объятий, Рема убежала и принялась, дурачась, танцевать вокруг своего костяного замка. Она победно размахивала курильницей, выхваченной из одежды Вэл, глаза горели лукавым злорадством.
— А ну верни! Живо!
Вэл пыталась не срываться на крик, но при виде Ремы, подбрасывающей кадильницу, леденела от страха.
— Отдай!
Рема состроила рожицу, стянув нос, рот и глаза в одну точку.
— Отдай! — передразнила она.
Рема занесла руку, как игрок в бейсбол, готовящийся бросить крученый мяч.
— Не надо, — попросила Вэл. — Это мое.
— Нет, мое.
— Пожалуйста.
— Пиджалуйста, — снова передразнила Рема.
— Глупая паршивка!
Бросившись вперед, Вэл схватила девочку за руку, вырвала курильницу и подняла к глазам. Заветный предмет был цел и невредим, только в углубления замысловатой резьбы набилась красная пыль.
С тонкогубой, презрительной улыбкой Рема наблюдала, как Вэл прячет курильницу в карман.