— Ну что же ты?.. — девушка улыбнулась. Микола, поборов смущение, шагнул вперед.
Танцевали польку. В горячей ладони паренька в такт музыке подрагивали девичьи пальцы. Он видел перед собой розовую мочку ее уха с бусинкой жемчуга, ловил нежный запах волос.
Неожиданно Мария — так звали девушку — отстранилась, запрокинула голову и посмотрела ему в глаза:
— Ты что, на нелегальном?
— Как это?
— Ладно, ладно. Не прикидывайся — без паспорта живешь. Думаешь, никто тебя не знает? Знает, знает. И что от Советской власти прячешься, и что в Сибири был. А туда просто так не отсылают.
Она рассмеялась и всем телом прижалась к Миколе.
В эту ночь он провожал ее. Шли молча. Коготок месяца, словно наполненный ветром парус, плыл по Млечному Пути.
Прощались у развилки дорог. Она поцеловала его и шепнула:
— Помоги мне. Ты мне очень можешь помочь.
Шагнув с мороза в кондитерскую-булочную, Михаил Васильевич сразу же окунулся в сладковато-приторные запахи сдобы. Он купил бутылку лимонада, два пирожных и встал за столик у окна, чтобы лучше видеть улицу. Только что ему позвонил Протас и попросил о встрече.
«Вот нетерпеливый», — невольно подумал Ежов, но парню объяснил, что будет ждать в кафетерии.
Минут через пять вошел Микола. Он снял треух и издали поздоровался. Михаил Васильевич махнул рукой:
— Давай сюда!
Ежов поставил перед парнем чистый стакан, наполнил его шипучим лимонадом и подвинул пирожное:
— Угощайся.
Микола отхлебнул несколько глотков и сказал:
— А я вот опять к вам.
— Ко мне часто нельзя. Я же говорил. К тому же, дело твое, как оказывается, не такое уж безобидное, если по справедливости.
— Это вы о той картошке, которую мы с мамой будто бы бандитам передали? Эх! Я же рассказывал. Силой они ее у нас отобрали. Мне о косяк амбара голову разбили, мать в лицо ударили.
Паренек разглядел на столе невидимую крошку и стал катать ее указательным пальцем.
— Ладно, — Михаил Васильевич положил руку ему на плечо. — Разберемся. Думаю, учиться тебе надо. Вот с бумагами вопрос решим и определим на шофера или токаря. Годится?
Микола стоял насупившись.
— Ну, что невесел?
— По делу я. Тут вот девушка из соседнего села просит меня связать ее с каким-то Степаном.
Ежов резко выпрямился и оглянулся. За соседним столиком никого не было.
Оладьев расхохотался:
— И ты поверил?
Михаил Васильевич был явно растерян:
— Все может быть.
— Давай, давай, рассказывай. Мы что с тобой, новички? Тут месяцами прокручиваешь разные варианты, чтобы на след выйти. А сопливый мальчишка раз — и в дамки! Чушь какая-то.
— Но ведь ситуация особая. Как ты не поймешь. В деревне знают, что парень из Сибири сбежал. Вроде как скрывается. Значит, вполне возможна связь с бандой. Так думают те, кто выход на Степановых подручных ищет. Чего тут непонятного? Логично все.
Михаил Васильевич молча достал из шкафа папку-скоросшиватель. И, макнув ученическую ручку в чернильницу, старательно вывел: «Весна-49».
Мария завела Миколу в сенцы и, шепнув: «Стой здесь», поднялась по скрипучей лестнице. Микола огляделся. На стене, похожий на огромное ухо, висел хомут. В углу сгрудились отточенные с двух сторон жерди. Пахло сеном, пылью, подмороженным луком.
— Поднимайся, — позвала девушка.
Микола взялся за грубо обструганное перило и медленно пошел наверх. Сердце неистово колотилось в груди. Было страшно…
Микола толкнул обитую клеенкой дверь. Он очутился в маленькой комнатке с ворохом сена на дощатом полу, с небольшим столиком у слухового оконца и покосившейся в углу старой этажеркой.
На табуретке сидел мужчина средних лет. Лысый. На его плечи был наброшен овчинный полушубок. Он внимательно посмотрел на Протаса, закрыл книгу, предварительно положив между страницами сухую травинку. Мария, вдруг став какой-то холодной и отчужденной, вышла. Это Микола заметил по ее глазам.
— Ну, здравствуй, герой.
Скуластое, с болезненной желтизной лицо незнакомца выражало, некоторое разочарование.
За спиной Микола услышал скрип половицы. Оглянулся. Там стоял коренастый бородатый мужчина в свитере.
Микола кивнул ему, но тот не ответил.
— Мария говорит, что ты можешь связать нас со Степаном. Это правда? — спросил первый.
— Я могу передать вашу просьбу нужному человеку.
— Кто он?
— Мне приказали на все другие вопросы не отвечать.
— Ну ладно, — сказал тот, что был за спиной. Он взял Протаса за плечи и повернул лицом к себе.
— Ладно, — повторил бородатый и достал из кармана стеганых брюк полоску папиросной бумаги.
— Передашь и поспеши с ответом. Понял?
Ежов тщательно разгладил сложенную в гармошку записку и вновь, в который раз, прочитал:
«Гости от соседей ждут встречи. Есть новости. Срок командировки просрочен. По истечении двух дней выезжаем домой».
Ответ Михаил Васильевич помнил наизусть. Он был краток: «Готовность встречи 24 в 20.00. Наш укажет. Проводник Ю.».
Именно на этом этапе операции Микола, в целях безопасности, должен был выйти из игры. Проезжая на машине по улице Зеленой, Ежов сам видел, как паренек шел с двумя мужчинами — один был лысый, высокий, второй пониже, с бородой. Он знал, что в районе фабрики гнутой мебели к ним подойдет сотрудник госбезопасности и тихо представится.
— Я от Степана. Идемте.
Микола повернет обратно, а его подопечные продолжат свой путь.
В комнате было тепло, уютно — домотканые дорожки, цветы, занавески на окнах. В углу иконы.
Гостей встретил мужчина, одетый по-зимнему: бурки, стеганые брюки, куртка-френч. Все — по сезону. При такой экипировке что в лесу, что в поле — холод не страшен.
— Сначала некоторые формальности. Как говорится: береженого бог бережет. Итак, кто вы?
За стеной соседней комнаты находились Михаил Васильевич и Федор Кузьмич. Они внимательно слушали.
— Проводники из-за кордона, — ответили прибывшие, уверенные, что находятся на явочной квартире. Имеем задание передать Степану новые инструкции.
Оладьев подмигнул товарищу и поднял вверх большой палец. Мол, знай наших. В это время за стеной спросили:
— У вас есть при себе оружие?
— Да. Парабелум, вальтер и граната.
— Придется временно сдать.
— Не возражаем. Порядок есть порядок.
Михаил Васильевич улыбнулся: все! И нетерпеливо потер ладони. Теперь они их возьмут что называется тепленькими.
Яркое солнце слепило глаза. С веток деревьев сползал и срывался подтаявший снег. Оладьев радостно, как-то по детски улыбнулся, запрокинув голову вверх.
— Весна! — воскликнул он.
Михаил Васильевич с прищуром посмотрел на стаю голубей, что кружили в небе, и спросил:
— А ты помнишь весну, когда тебе было семнадцать?
— Помню. А ты?
— И я.
Ежов замолчал. Задумался. Потом сказал:
— А моему Миколе завтра семнадцать.
— Ну и чем ты его порадуешь?
— Паспортом. И еще вызовом для его матери. И трудоустройством на работу.
— Куда?
— На стройку. Вокруг вон сколько строить надо. Львов поднимать…
Михаил Васильевич отложил в сторону рукопись очерка и заметил:
— Все было почти так. Впрочем, некоторые детали, может быть, следует уточнить. Кто как одет был, как выглядел.
Но после некоторого раздумья подытожил:
— Собственно, почти сорок лет прошло. За давностью многое и позабылось. Вот только о Миколе надо обязательно сказать, что потом окончил он техническое училище, честно трудился. Сейчас дед. Внуков имеет. На производственном объединении имени Ленина работает.
— А как сложилась ваша судьба?
— После увольнения в запас продолжаю трудиться на ПО «Микроприбор».
— Ну, а Оладьев?
— Погиб. Вскоре после тех событий.
За окном слышна веселая дробь капели.
— Весна грядет, — вздохнув, произнес Михаил Васильевич и добавил: — Весна восемьдесят восьмого года.
Вербинскии Михаил НЕВЗИРАЯ НА ОПАСНОСТЬ