- Она нас геями назвала? – спросил кто-то вызывающе.
- Я те ща покажу гея!
- Считают нас жалкими педиками?
- Давайте уже просто грохнем их!
Почему каждая моя попытка разрулить ситуацию лишь усугубляет её?
Выругавшись под нос, я нащупала в кармане инъектор. Из другого достала кольцо.
Если уж до этого дошло, придётся использовать все имеющиеся силы. Не то чтобы я не доверяла солдату. Только не после побега, во время которого он сражался с по-настоящему опасными людьми. Но какое-то назойливое чувство ответственности не позволило мне остаться в стороне и на этот раз.
- Ну вы сами так решили, - Я надела на голову шлем, на средний палец правой руки - шипастое кольцо, а инъектор прижала к сгибу локтя. – Раз уж это кастинг, подходите по одному.
Парни напряжённо переглянулись. По их рядам прошёл шёпоток.
- Валим отсюда, - бросил братан, поворачиваясь спиной.
Я изумлённо смотрела на то, как его примеру следуют остальные.
- Чего сразу не сказали, что из Рэмиры? – переговаривались они между собой.
- Я слышал, эти парни умеют мёртвых воскрешать.
- Неудивительно. Они же сами бессмертные.
- Только тронь одного из них за тобой вся семья придёт.
Я не решалась верить собственным глазам, пока последний человек не скрылся за углом, и улицу не заполнила тишина. Они испугались кольца, так и не поняв, что я располагаю куда более опасным «украшением» Рэмиры.
Я повернулась к солдату.
Он выглядел обделённым, ещё более злым, чем раньше, проигравшим. Я испортила ему весь кайф. В который там уже раз. А ведь после своего задокументированного «признания», он рассчитывал на ещё большую любовь с моей стороны.
- Лучше поиграй в приставку, - посоветовала я.
Да уж отличная альтернатива.
Глава 16
Он как-то слишком ответственно отнёсся к моему подарку. Скорее даже, эта консоль была важнее и требовала более деликатного обращения, чем бдсм штуковины, которые он таскал с собой повсюду.
Любую свободную минуту солдат тратил на приставку. Во время перекусов. На заправке. И даже ночью, когда я засыпала рядом, мечтая вытянуться вдоль его тела, прижаться, опробовать на ощупь эту силу и надёжность.
Так, как сейчас.
Сидя в номере отеля на одной с ним кровати, я думала о том, что ещё никогда задротство не выглядело настолько эротично. Имитируя интерес к новостям, которые шли по телевизору, я на самом деле прислушивалась к чужому дыханию. Иногда, делая вид, что у меня затекла шея или спина, я двигалась, чтобы коснуться его плеча своим.
Жалкое зрелище.
Что дальше? Я буду подглядывать за ним в душе? Или когда он переодевается?
Тот чёртов поцелуй всё испортил. Теперь я не могла смотреть, разговаривать, прикасаться к этому парню, как раньше. Пусть даже в тех словах и прикосновениях, в самом деле, не было романтики, потому что мы - не парочка сведённых судьбой девственников, а спаянные воедино самым худшим образом преступники.
И в этом-то заключается суть проблемы: каждое действие солдата - серьёзнее романтики, важнее и ценнее неё. Ни один мужчина не мог бы предложить женщине то, что он давал мне. Вместо ухаживаний - регулярное спасение, вместо высокопарных клятв – несомненная верность, вместо свиданий по выходным – вся его жизнь в моём распоряжении.
Это покорит кого угодно.
И он ведь понимает, как на меня действует? Мне довольно просто вести себя естественно, когда мы окружены толпой, но с каждой минутой всё труднее, если мы остаёмся наедине.
Что опаснее всего в этой ситуации? Его абсолютная доступность. Круглосуточно и ежедневно я могла удовлетворять с его помощью самые безумные желания, которые он бы воспринимал как собственную нужду. Я могла бы недели напролёт навёрстывать с ним упущенное, смеясь и ликуя. Я могла бы почувствовать себя по-настоящему живой, и я имела на это полное право.
Я могла бы отшвырнуть эту чертову консоль, оседлать его бёдра и предложить ему найти рукам лучшее применение.
Но тогда пути обратно не было бы. Наша история и так должна закончиться печально, не стоило превращать её ещё и в любовную трагедию.
Поёрзав, я закрыла глаза. Надо было что-то делать с этими мыслями. Никогда бы не подумала, что возбуждение может стать такой проблемой. Всё-таки я считала себя самым асексуальным человеком из всех. До тех пор, пока не встретилась с самым сексуальным.
- Он что, заводит тебя?
- Я знаю, что это неправильно, но ничего не могу с собой поделать. – Я не сразу сообразила, что этот короткий диалог проходил не в моём сознании.
Распахнув глаза, я уставилась в телевизор, по которому транслировали очередной экстренный репортаж.
О, знакомые лица.
Я слезла с кровати и подошла к экрану, прибавляя звук.
Стоит только взглянуть на Виктора Фарго, пусть даже опосредованно, чтобы обеспечить себе недельную импотенцию.
То, что надо, блин.
- Веронику Боил, одну из десяти сбежавших преступников, сегодня обнаружили в окрестностях города Х. Женщина, приговорённая к смертной казни за подделку стимуляторови их незаконное распространение, погибла при задержании.
Погибла при задержании?! Так и есть, если задержание теперь стало синонимом четвертования. Её как будто бешеными собаками рвали. Тело показали мельком, но даже от вида окровавленной тряпки, под которой её спрятали, самопроизвольно слезились глаза.
- Глянь на него, - пробормотала я, имея в виду главу Фарго, отвечающего журналистам с умным видом. Дьявол во плоти, собирающийся начать не просто очередную войну, а апокалипсис. – Раздаёт интервью на каждом шагу, для журналов позирует. Ради нас старается. Думает, со страха мы выкинем какую-нибудь глупость.
- Пошли убьём его, - предложил бионик.
- Да, именно такую глупость.
- Разве ты не хочешь поиметь его ещё раз? Теперь уже буквально?
- Сексуальное насилие – твой конёк, не мой.
- Ничего сложного. – Он опять сосредоточился на игре. – Я подержу его для тебя.
- Это ты круто придумал.
Выключив телевизор, я упала на кровать. Теперь я не могла думать ни о чем, кроме той женщины. Несмотря на то, что она не нанесла никому из Фарго личной обиды, с ней обошлись так жестоко. Ничего общего со справедливостью. Просто кровавое послание для всех беглецов, и в особенности для меня.
Запах сырого мяса мерещился мне, когда я засыпала…
Я проснулась среди ночи от собственного крика. Моё разыгравшееся под действием репортажа воображение загнало меня в место более зловещее и пугающее, чем любая тюрьма. Меня предавало собственное сознание, истязая, унижая и причиняя такую боль, о которой не знал никто из Фарго.
Это был самый мучительный кошмар из всех - как воображаемых, так и реальных. Поэтому, распахнув глаза и распознав в темноте нависшую надо мной фигуру, я рванула с кровати. Упав на пол, я ползла, пока не наткнулась на преграду. Я скоблила её ногтями, прижималась к ней, пытаясь сдвинуть, била кулаками и молила о пощаде.
Свет больно резанул по глазам, и я вздрогнула, закрывая лицо руками. Я поняла, что это не новая пытка, только когда до меня донеслось едва слышно:
- Кэс.
Отстранив ладони, я взглянула на солдата. Он стоял передо мной на коленях, не смея дотронуться. Потому что в этот самый момент я была вся во власти человека, который поклялся добраться до меня, и у него это получилось так или иначе, поэтому любое прикосновение в тот момент воспринималось бы мной как продолжение истязаний.
- Он никогда не услышит от тебя этих слов, - произнёс солдат, выглядя при этом намного более угрожающе, чем глава Фарго, утверждающий по телевизору обратное.
- Ч-что?
Он предпочёл не объяснять. К чёрту слова. Время болтовни и пустых угроз закончилось для него в этот самый момент. Он ещё мог терпеть медийное вторжение Виктора в нашу жизнь, но только не в моё сознание. Пытать и убивать меня он не позволит ему даже во сне.
Поэтому отойдя от меня, солдат наскоро оделся и пошёл к двери.