Что до русской девчонки, она ничего собой не представляет. Правда, внешность у нее как у богини, а манера держаться — как у герцогини.
А сила воли, кажется, даже выше человеческих возможностей, думал Лукас, забираясь в постель. Интересно, что она чувствовала сегодня, глядя на толпу раболепствующих поклонников, пышно разодетых дам, на роскошные деликатесы, затраты на которые могли бы в течение года прокормить все население Мишакова?
Впрочем, Бог с ней. Скоро она исчезнет из его жизни. С этой мыслью Лукас повернулся на бок и наконец провалился в сон.
Глава 9
Брайтон
1813 год
— А этот от кого? — спросил Лукас, глядя, как Татьяна шествует через комнату с букетом анютиных глазок.
— От Фредди Уитлза. «Анютины глазки для того, чтобы помнили» — написано на карточке, но он ошибся. Анютины глазки — для того, чтобы думали. Это розмарин — чтобы помнили. Так говорит Офелия в «Гамлете». — Татьяна сунула носик в цветы.
Сам того не желая, Лукас оторвал взгляд от тарелки с говяжьим филе и увидел ее высокие скулы на фоне ярких цветов. Он торопливо опустил глаза.
— Жаль, что вы не смогли пойти вместе с нами, чтобы посмотреть Бракстона в «Гамлете». Великолепная пьеса.
— Я ее видел, — сухо заметил Лукас и позвонил, чтобы принесли еще тостов.
Татьяна пожала плечами:
— Вас не назовешь приятным собеседником…
— Значит, ты считаешь меня занудой?
Графиня постучала ножом по краю тарелки.
— Прекратите оба! Вы препираетесь словно брат и сестра. Если бы я хотела, чтобы у тебя была сестра, Лукас, то она была бы именно такой.
— Вместо этого ты нашла мне кузину.
— Разве это она нашла? — Лицо девушки выразило искреннее удивление.
— Довольно! — устало прикрикнула Далси. — Татьяна, сядь и поешь.
— Я выпила шоколаду с бисквитом в своей комнате. Больше у меня ни на что нет времени — мы с Сюзанной Катберт отправляемся за покупками.
Лукас вынул бумажник и демонстративно вывалил его содержимое на стол.
— Этого будет достаточно, или мне следует выписать чек?
— Но, миледи, вы же сами сказали, чтобы я подобрала новую сумочку и шаль к муслиновому платью цвета морской волны!
Графиня нахмурилась:
— Не будь таким скупердяем, мой мальчик, и положи свои банкноты назад в бумажник.
— Что в этом толку, если они все равно окажутся у портнихи или у шляпницы?
— Лукас!
— Не обращайте внимания, миледи. Что еще можно ожидать от человека, который три месяца не может решиться купить себе лошадь?
Эти слова задели Лукаса за живое — он и сам понимал, что давным-давно истек срок действия предлога, выдуманного им специально, чтобы сопровождать мать и ее подопечную в Брайтон на летний сезон.
— Я остаюсь здесь, — сказал он, поджав губы, — поскольку хочу убедиться, что у меня хватит денег на покупку, если я найду подходящего коня.
— Если бы даже вам попался боевой конь самого Александра, вы бы и тогда раздумывали! — Татьяна презрительно фыркнула.
Лукас уперся ладонями в крышку стола.
— Прошу не забывать, кузина, кто именно оплачивает вашу одежду, крышу над вашей головой, постель, в которой вы спите, шоколад и бисквиты, ложу в опере, а также…
— Довольно! — Графиня хлопнула в ладоши. — Прекратите перебранку!
Зеленые глаза Татьяны сверкнули.
— Как, кузен Лукас, я могу забыть о том, о чем вы напоминаете мне при каждом удобном случае?
Внимание воюющих сторон отвлек стук в дверь.
— Мисс Катберт к мисс Гримальди, — громко объявил Смитерс.
— Я только на минутку поднимусь наверх за шляпкой, — сказала, помедлив, Татьяна. — Какие у вас планы на сегодняшний день, миледи?
— Никаких, вплоть до визита леди Борнмут. — Далси недовольно поджала губы. — Шесть часов — что за странное время для начала приема! Надеюсь, ты сумеешь собраться вовремя?
— Обещаю. — Татьяна улыбнулась и затем, не удержавшись, обернулась к Лукасу: — Если вдруг я увижу хромую клячу, то пришлю ее сюда, чтобы вы приценились. — Проговорив это самым любезным тоном, она помчалась к лестнице.
Далси некоторое время смотрела ей вслед, потом, искоса взглянув на сына, сказала:
— Знаешь, а она ведь совсем не экстравагантна.
— Вот как? Возможно, по твоим стандартам?
— Нет, правда, Лукас. На этой девушке простое муслиновое платье смотрится так, как на других не смотрится шелк. Все дело в ее осанке, в умении носить вещи. На ней все великолепно выглядит.
— Я знаю, что она с блеском сокращает мои доходы.
— Если тебе так мучительно видеть это, ты мог бы… — Далси замолчала.
— Уехать домой? — закончил Лукас. — Эта идея кажется мне соблазнительной. Правда, леди Шелтон сказала вчера, что надеется увидеть меня здесь четырнадцатого. Что за дата четырнадцатое, хотел бы я знать?
— Так, ничего особенного — ужин для нескольких друзей и танцы.
— Для нескольких? — попытался уточнить Лукас.
— Видишь ли, дорогой, нельзя без конца пользоваться гостеприимством других, не приглашая людей время от времени к себе…
— Каких людей?
— Кажется, в списке около ста тридцати человек. Но, — быстро добавила графиня, — не все они, конечно, будут присутствовать на ужине.
«Черт бы тебя побрал, Казимир Молицын!»
— Будет ли когда-нибудь этому конец, мама? — устало спросил Лукас.
— Все зависит от Татьяны. Хотя дело могло бы ускориться, если бы ты не делал таких неуместных замечаний относительно ее поклонников. Фредди Уитлз, например, абсолютно респектабельный…
— Осел.
Далси с невозмутимым видом сложила руки на груди.
— Должна признаться, я не понимаю, какое тебе до этого дело. Выдашь ее замуж, а там все пойдет своим чередом…
— В твоем плане, мама, есть маленький, но важный недостаток. Тебе никогда не приходило в голову, что может случиться, если Татьяна выберет мужа, которого впоследствии сочтет неподходящим? Зная ее, этого вполне можно ожидать. Что, если она решит рассказать ему, как его одурачили?
В ответ Далси покачала головой:
— Нет, Лукас, она на это не способна. После всего, что мы для нее сделали… — Однако по ее глазам было видно, что она испугалась.
— В следующий раз, прежде чем задать вопрос, почему я не возвращаюсь домой, в Дорсет, — а видит Бог, мне очень хочется быть там, — подумай о том, что я сейчас сказал. И надеюсь, я больше никогда не услышу разговоров о Фредди Уитлзе. А теперь передай мне, пожалуйста, масло.
— Что ты думаешь об этих? — спросила Сюзанна Катберт, разглядывая пару бледно-розовых лент на фоне своей бледной перчатки.
— Превосходно — для Сельмы Борнмут, — сказала Татьяна.
Сюзанна с трудом подавила смех.
— Ах, Тэт! Ты такая насмешница! Да я скорее позволю замариновать себя в уксусе, чем буду одеваться, как эта провинциальная старая дева. А как тебе это? — Она указала на алые ленты.
— Уже лучше, — задумчиво сказала Татьяна. — Приложи-ка их к своим волосам. Нет. Совсем не подходят. Попробуй вон те. — Она протянула руку к ярко-желтым лентам.
— Ладно. — Сюзанна кивнула. — Если мама устроит скандал, я могу отдать их своей горничной.
Сделав покупки, девушки медленно двинулись по Куин-стрит. За ними по пятам следовала Каррутерс, недавно нанятая горничная Татьяны.
— Может, выпьем шоколаду? — спросила Сюзанна с надеждой в голосе, когда они проходили мимо кондитерской.
— С удовольствием. — Татьяна, повернувшись, добавила пакетик с лентами к внушительной охапке покупок в руках Каррутерс. — Сделай одолжение, отнеси все это домой.
— Но их светлость сказали, чтобы я не отходила от вас ни на шаг, когда мы на улице, — запротестовала горничная — крепкая коренастая девица с курчавыми рыжими волосами.
Татьяна пожала плечами:
— Но мы будем не на улице, а в кондитерской и никуда не уйдем, пока ты не вернешься.