Когда молодой человек ослепительно улыбнулся, Лукас приподнял бровь.
— Мистер Донтли! Мы с вами встречались?
— Нет, милорд. Извините мою дерзость, но я, проезжая мимо, решил зайти лично. Благодарю за честь и принимаю ваше приглашение на семнадцатое.
— Семнадцатое? — Лукас не понимал, в чем дело. — А что такое «семнадцатое»?
Донтли заливисто рассмеялся.
— Я был уверен, что вы окажетесь весельчаком! Трейборн говорил — вы, конечно, знакомы с Джоном Трейборном, — что вы сердитый старый варвар, но я этому не поверил, имея удовольствие не раз наслаждаться компанией вашей матушки в Лондоне — в театре и в других местах. Последние сезоны много потеряли без леди Стратмир. Все мы с облегчением узнали, что сна снова хорошо себя чувствует.
Лукас слегка склонил голову: он все же выудил из этого потока пустой болтовни кое-какую полезную информацию. Итак, его мать использовала болезнь в качестве предлога, объясняющего ее продолжительное отсутствие в свете.
Молодой Донтли тем временем продолжал:
— Мой дядюшка просит принять его извинения: боюсь, он не сможет приехать из-за страшного приступа подагры, но если бы смог, ни за что бы не упустил такой возможности.
— Какой возможности?
— Семнадцатого, конечно.
Лукас искоса взглянул на Смитерса, который растерянно поднял брови в знак того, что так же мало осведомлен, как и его хозяин.
— Извините меня, Донтли, у нас, старых варваров, ужасная память. Что именно будет семнадцатого?
Гость с большим трудом извлек из кармана узкого сюртука квадратик веленевой бумаги и протянул его Лукасу.
Стараясь скрыть свои чувства, тот едва взглянул на него и вернул приглашение.
— Ах да, семнадцатое. Как я мог забыть? — Лукас выпил бокал до дна и наполнил снова, почти не слушая гостя, пытаясь разгадать, что на уме у матери.
Его молчание наконец возымело свое действие на Донтли, который, поднявшись, сказал:
— Извините, милорд, кажется, я отнял у вас слишком много драгоценного времени.
— Спасибо, что заехали, Донтли.
— Не стоит благодарности. Только еще одно слово, сэр…
Лукас приподнял бровь.
— В субботу в игорном доме миссис Роуз я встретил близкого друга вашей матушки, он рассказал о вашей кузине с континента. Мне хотелось бы знать, каковы ее обстоятельства… ну, проще говоря, есть ли у нее приданое?
— О да, — помедлив мгновение, сказал Лукас. — Причем весьма солидное.
Морщинки на лбу Донтли моментально разгладились.
— Отлично! Красота и состояние — такое редкостное сочетание! Надеюсь, вы простите мою дерзость — между нами, светскими людьми…
— Совершенно с вами согласен.
Выполнив свою миссию, Донтли наконец ушел. Проводив его, Смитерс вернулся в кабинет и застал хозяина в том же положении, в каком его оставил.
— Милорд, — окликнул он.
Лукас обернулся.
— Черт возьми, Смитерс! Скажи честно, неужели ты думаешь…
Дворецкий покачал головой:
— Боюсь, милорд, ее светлость решительно намерена добиться успеха.
Ровно неделю спустя вдовствующая графиня прибыла в Дорсет в сопровождении обоза вдвое длиннее того, с которым она сюда приехала в первый, раз. Стоя у окна, Лукас наблюдал за бесконечным потоком клади, затаскиваемой в дом. Татьяну он увидел лишь мельком, когда она выходила из кареты, — девушка была в чем-то желтом, на голове дорожная шляпка, стоимость которой он знал с точностью до пенса.
Дав матери десять минут, Лукас позвал Смитерса.
— Спросите леди Стратмир, — приказал он с достойной восхищения сдержанностью, — не соблаговолит ли она встретиться со мной немедленно.
Дворецкий удалился с довольным видом, который давал основания полагать, что ему в точности известно, о чем пойдет разговор.
Графиня, никогда не отличавшаяся пунктуальностью, заставила сына прождать целый час. Время ожидания Лукас использовал для того, чтобы перепроверить итоговую цифру внесенных в его бухгалтерскую книгу расходов.
— Лукас, дорогой! — раздался веселый, как месяц май, голосок графини, появившейся в наряде из жемчужно-серо-го берлинского шелка и в роскошной нориджской шали. — Ты встретил нас как чужой. На тебя это не похоже. Можно подумать, что тебя вообще нет дома.
— Главное не это, а отсутствие кредиторов на ступенях перед входом.
Далси поморгала глазами и уселась в кресло перед камином.
— Извини, я что-то не поняла.
— Речь идет вот о чем. — Лукас передал матери бухгалтерскую книгу. Графиня взяла ее с отвращением, как будто полуразложившуюся рыбу.
— Ах, ты же знаешь, что я не разбираюсь в цифрах.
— Насколько я понимаю, ты вообще ни в чем не разбираешься! Оставила шесть сотен у мадам Деку, еще две сотни — у Лока, сто пятьдесят — у Хэллоуби…
— Уж не воображаешь ли ты, что девчонка может выезжать в свет в кожаных бриджах?
— Мама, около тысячи фунтов моих денег истрачено на гардероб этой девчонки!
— Причем истрачено очень разумно. Ты сильно отстал от жизни, дорогой. Если бы ты обращал хоть немного больше внимания на свою одежду, то заметил бы, что цены очень изменились с тех пор, когда ты в последний раз делал покупки.
— Оставь мои покупки в покос, — проворчал Лукас. — Если ты думаешь, что я позволю тебе пустить меня по миру ради кучи побрякушек, которые и Лондона-то никогда не увидят…
— Что, позволь узнать, ты хочешь этим сказать?
— Только то, что твоя эксцентричная затея не имеет ни малейшего шанса на успех!
— Ты зря делаешь вид, будто это тебя не касается.
— Прошу прощения, мама. Я совсем забыл, что для людей твоего круга самое важное в жизни — погоня за наслаждениями.
— В наслаждении жизнью нет ничего противозаконного. Насколько я помню, ты в свое время тоже их не чурался.
— Вот именно. И посмотри, к чему это меня привело. Мне следовало бы догадаться, что ты окажешься на стороне девчонки.
Он позвонил Смитерсу и не слишком любезно предупредил:
— Сегодня я буду ужинать вместе с дамами.
— Как пожелаете, милорд.
Глава 5
Было уже четверть девятого, а Лукас все еще сражался с узлом своего галстука. Когда-то он делал это не задумываясь, однако теперь пальцы его не слушались, как будто это ему предстояло пройти испытание. Сердитым рывком одного конца галстука он добился желаемого и размеренным шагом, как ему показалось, спустился вниз по лестнице.
Не обнаружив в гостиной ни души, Лукас понял, что мать и ее подопечная перешли в столовую.
Далси, оторвавшись от суповой тарелки, невинно подняла на него глаза.
— Дорогой! Мы уже устали тебя ждать. Что это ты сотворил со своим галстуком? Выглядит весьма необычно.
Ага, значит, вот какой тон она выбрала!
— Прошу прощения, мама и мисс… — Черт возьми! Как ему называть ее?
— Тебе следовало раньше позаботиться о ее имени, — с легким упреком сказала Далси.
— И правда. Я забыл. — Лукас впервые внимательно вгляделся в девушку, сидевшую перед ним на краешке стула.
— Ладно. Такое имя, как мисс Гримальди, подойдет?
— Полагаю, не подойдет, — резко ответила графиня. — И должна сказать, что, по-моему, твой юмор несколько переходит границы дозволенного.
Татьяна помешала суп в тарелке, и Лукас невольно заметил, что запястья ее руки гораздо белее и изящнее, чем ему казалось раньше.
— Почему бы не взять это имя, миледи? — обратилась она к Далси низким шелковистым голоском, в котором почти не чувствовалось акцента.
Лукас покачал головой и прищурился:
— Что ж, отличное имя, кто может с этим спорить… Мисс Гримальди, позвольте предложить вам ломтик жареного мяса?