Стоя под струей воды, я пытаюсь заставить себя забыть обо всем, что произошло в квартире Тоби прошлой ночью. Я пытаюсь забыть, что человек, которого я оплакивала все эти недели, на самом деле не мертв, потому что не похоже, что он собирается вернуться к нам в ближайшее время. И даже если бы он это сделал, он никогда не был бы для меня прежним мужчиной.
Наша связь, возможно, изменилась, наша связь сильнее, чем когда-либо, но это ничего не изменит.
Тоби может быть лжецом, искусным манипулятором и больным, и извращенным гребаным ублюдком, но есть одна вещь, в которой я ему верю, и это то, как человек, которого я все эти годы называла своим отцом, относился к нему и его маме. Боль, которая была в его глазах, запечатленная в каждой его черте, не могла быть подделана. Это просто не могло. Я не сомневаюсь, что они оба пострадали от его рук.
Что-то скручивает меня изнутри, но я понятия не имею, облегчение это или вина.
Мой отец никогда и пальцем не тронул меня, и, насколько я знаю, он всегда относился к маме с уважением, которого она заслуживала. Он всегда был идеальным отцом, хотя я не могу перестать задаваться вопросом, не был ли он просто слишком хорош. Перешел ли он границы дозволенного с нами, зная, как он обращался со своей настоящей женой, со своим вторым сыном?
Но Тоби не его сын. Точно так же, как я думала, что я не его дочь.
Я опускаю голову на руки, когда громкий стон срывается с моих губ.
Как бы сильно я ни ненавидела Тоби прямо сейчас и считала его действия прискорбными, я не могу перестать понимать огромную часть себя.
Лучше бы я этого не делала. Но я знаю.
Я слишком долго смотрела в глаза испуганному маленькому мальчику, чтобы не понять его жажды мести. Его потребность причинить человеку, который причинил боль ему и его маме, такую же боль.
Но понимание никогда не исправит то, что он сделал. А понимать и прощать — это совсем разные вещи.
Я откладывала спуск вниз как можно дольше, несмотря на то, что мама знает, что я жива, потому что, вернувшись, я обнаружила, что в моей спальне меня ждет чашка кофе.
Я отказывалась разговаривать с ней последние несколько дней, и она в основном уважала мою частную жизнь, чтобы развалиться в одиночестве. Я понятия не имею, что сказала ей Бри, но я знаю, что это неправда, потому что она поклялась хранить в тайне подробности, которые я рассказала ей о той ночи. Не то чтобы я даже приблизилась к тому, чтобы рассказать ей все. Я имею в виду, как я вообще могу все это объяснить? Это было полное безумие. То дерьмо, которое вы ожидаете увидеть в дерьмовом документальном фильме. Подобным вещам не суждено случиться в реальной жизни.
Только когда мои волосы высушены и выпрямлены, я, наконец, набираюсь смелости спуститься вниз.
Сжимая в руках свою уже остывшую кружку, я отправляюсь на поиски мамы. Я больше не могу откладывать этот разговор.
Мне нужно знать правду. Я заслуживаю знать правду.
В ту секунду, когда я останавливаюсь в дверях кухни, она приостанавливает свои действия и смотрит на меня.
— Джоди, — выдыхает она, как будто не может до конца поверить, что я стою здесь.
— Привет, — тихо говорю я, проходя дальше в комнату, замечая, что она как раз выпекает мое любимое печенье.
Всякий раз, когда мне было грустно в детстве, она всегда готовила их для меня. Один только аромат ее выпечки мгновенно поднял бы мне настроение.
Хотя я не уверена, что сегодня они произведут такой эффект. Мои страдания и боль слишком глубоко укоренились прямо сейчас, чтобы сахар мог что-то исправить.
— Присаживайся, я приготовлю тебе еще, — говорит она, кивая на пустую кружку в моих руках.
— Спасибо. — Мой голос тверд, лишен эмоций, которые вызывают бурю внутри меня, когда я пропускаю это мимо ушей и делаю, как она предложила.
— Так приятно видеть тебя на ногах. Я так волновалась—
— Ты знала? — Я выпаливаю, сама того не желая.
Я потратила почти столько же времени, размышляя о ее роли в этом, как и о действиях Тоби за последние четыре дня, что больше не могу сдерживаться.
Она делает паузу, ее плечи напряжены, когда она хватается за прилавок, как будто он нужен ей, чтобы держаться.
— Ты знала… о них? О другой его семье.
Мама ничего не говорит, но то, как она опускает голову, говорит мне все, что мне нужно знать.
— Детка, — начинает она, поворачиваясь ко мне лицом.
— Нет, мам. Не нянчись со мной. Я взрослая. Я заслуживаю знать правду. На самом деле, я давно это заслужила.
— Я расскажу тебе все, что знаю, — печально говорит она, прежде чем вернуться к кофеварке.