Потянувшись к двери и тихой улице за ней…
Я останавливаюсь с протянутой рукой.
Тихой.
Сейчас почти полдень, а значит, Лут и прилегающие к нему улицы должны кишеть ругающимися торговцами и визжащими детьми, в то время как трущобы полны красок и суеты.
Что-то не так…
Дверь вздрагивает, что-то — кто-то — ударяет в нее снаружи. Я отпрыгиваю назад, окидывая взглядом комнату. Я подумываю о том, чтобы спуститься по потайной лестнице в комнату, где проходили собрания Сопротивления, но от одной мысли о том, что меня могут загнать туда, меня начинает тошнить. Тогда я бросаю взгляд на камин и раздраженно вздыхаю, несмотря на свое нынешнее положение.
Как я всегда оказываюсь в дымоходе?
Дверь с грохотом распахивается прежде, чем я успеваю преодолеть половину пути по грязной стене, расставив ноги перед собой, а кирпичи впиваются мне в спину.
Брауни.
Только Элитный, обладающий необычайной силой, смог бы так быстро проломить мою забаррикадированную и запертую на засов дверь. По звуку тяжелых ботинок я догадываюсь, что пятеро Имперцев только что вошли в мой дом.
— Не стойте здесь. Обыщите помещение и убедите меня, что вы полезны.
Дрожь пробегает по позвоночнику при звуке этого прохладного голоса, в котором я слышала и ласку, и приказ. Я напрягаюсь, слегка сползая по покрытой копотью стене.
Он здесь.
Последовавший за ним голос серьезен и принадлежит Имперцу. — Вы слышали Энфорсера. Пошевеливайтесь.
Энфорсера.
Я прикусываю язык, чтобы не разразиться горьким смехом или криком, не знаю. Моя кровь закипает при этом названии, напоминая мне обо всем, что он сделал, о каждом зле, совершенном им в тени короля. Сначала для своего отца, а теперь для брата — благодаря тому, что я избавила его от первого.
Вот только он не благодарит меня. Нет, вместо этого он пришел убить меня.
— Может быть, избавившись от тебя, я обрету мужество. Так что я даю тебе фору.
Его фора принесла мне много пользы.
Я не могу рисковать тем, что меня услышат, карабкаясь по дымоходу, поэтому жду, прислушиваясь к тяжелым шагам, топающим по дому в поисках меня. Ноги начинают дрожать, напрягаясь, чтобы удержать меня, а каждая рана ноет от боли.
— Проверьте книжные шкафы в кабинете. За одним из них должен быть потайной ход, — сухо командует Энфорсер, в голосе которого звучит скука.
И снова я чувствую, что напрягаюсь. Должно быть, кто-то из членов Сопротивления признался в этом маленьком секрете после того, как он выпытал его у них. Мой пульс учащается при мысли о схватке после последнего Испытания в Чаше, когда Обыкновенные, Фаталы и Имперцы сошлись в кровавой битве.
Кровавой битве, исход которой мне до сих пор неизвестен.
Шаги Имперцев становятся все более отдаленными, звуки их поисков смягчаются по мере того, как они спускаются по лестнице и входят в комнату внизу.
Тишина.
И все же я знаю, что он все еще в этой комнате. Нас разделяет всего несколько футов. Я практически ощущаю его присутствие, как ощущала жар его тела на своем, жар его серого взгляда, когда он смотрел на меня.
Скрипит половица. Он близко. Меня трясет от злости, месть бурлит в моей крови и отчаянно хочется выплеснуть ее. Хорошо, что я не вижу его лица, потому что, если бы мне сейчас попалась на глаза одна из его дурацких ямочек, я бы не смогла удержаться от попытки содрать ее с его лица.
Но вместо этого я выравниваю дыхание, понимая, что если я буду драться с ним сейчас, моей ярости не хватит, чтобы победить его. А я намерена победить, когда наконец встречусь с Энфорсером.
— Думаю, как ты представляла себе мое лицо, когда бросала нож. — Его голос тихий, задумчивый, он все больше напоминает того парня, которого я знала. Воспоминания о нем наводняют мой разум, заставляя сердце бешено колотиться. — Не так ли, Пэйдин? — И вот оно. В голосе Энфорсера снова появляется острота, стирающая Кая и оставляющая командира.
Сердце бьется о грудную клетку.
Он не должен знать, что я здесь. Как он мог…?
Звук лезвия, вырвавшегося из расколовшегося дерева, говорит о том, что он выдернул мой нож из стены. Я слышу знакомый щелкающий звук и практически представляю, как он бездумно вертит оружие в руках.
— Скажи мне, дорогая, ты часто думаешь обо мне? — Его голос звучит так, словно его губы прижались к моему уху. Я вздрагиваю, прекрасно понимая, каково это.