Улыбка, которую я выдаю, удивляет даже меня самого. — Привет, Энди.
Она проходит дальше в кабинет, ее медовые глаза оглядывают каждый дюйм. Я прочищаю горло, прежде чем жестко сесть на свое место. — Есть ли причина для твоего… визита?
Оторвав взгляд от открытого окна, она позволяет ему остановиться на мне. — Верно. Ну, очевидно, я здесь, чтобы починить твое… — Она прерывается, явно пытаясь придумать какую-то схему. — Твое окно? — Она кивает, пытаясь убедить нас обоих. — Да, твое окно.
— Ты здесь, чтобы починить мое окно? — медленно повторяю я.
— Именно этим я и занимаюсь! — Она жестом показывает на пояс с инструментами на талии, кольцо в носу сверкает на свету. — Я знаю, легко забыть, что я все еще мастер на все руки в замке, учитывая мои другие таланты.
Мой взгляд скользит по потертой коже, опоясывающей ее талию, каждый дюйм которой занимает груда инструментов, беспорядочно сваленных внутри. Я помню те дни, когда макушка винно-рыжих волос Энди едва достигала бедра ее отца, хотя она была практически привязана к нему, следуя за ним повсюду.
Поэтому, естественно, он научил ее всему, что она знает. Искусство чинить, штопать, создавать — все это входит в обязанности Подручного. Даже несмотря на то, что в ее жилах течет уникальная способность к перевоплощению, она решила заняться тем, что многие считают низменной страстью.
Уперев руки в бока, она вздыхает. Но кто-то же должен убирать за вами с Каем, и у меня в этом большой опыт.
Я киваю в такт каждому слову, вспоминая, сколько всего мы сломали во время наших импровизированных потасовок. В те времена, когда мы были просто братьями, не обремененными новыми блестящими титулами, которые носим теперь.
Не в силах выносить ее тяжелый взгляд, я начинаю притворяться занятым. Перемешивая бумаги в руках, я пытаюсь привести в порядок разбросанное содержимое моего захламленного стола. — С моим окном все в порядке, Энди. Если бы ты хотела меня увидеть, то могла бы просто попросить.
Тень печали накрывает ее лицо. — И ты бы позволил мне? Увидеть тебя, то есть.
Ну вот, началось.
Глупо было думать, что я смогу долго избегать этого разговора. Вздохнув, я говорю: — Я был занят.
— Точно. — Она кивает, ее взгляд отстранен. — Теперь ты король. Теперь ты мой король. Не могу представить, как трудно было приспособиться. — Пауза. — Особенно после того, как это случилось.
Ты имеешь в виду, как был зверски убит мой отец? Как я стоял на коленях рядом с его окровавленным телом, глядя на кинжал, рассекающий его шею? Ты это хотела сказать, кузина?
Я прикусываю язык, борясь с нахлынувшими мыслями. — Да, это было… трудно.
— Джекс скучает по тебе. И он сводит меня с ума, так что не стесняйся, забери его из моих рук. — Она говорит это со своей яркой улыбкой, несмотря на печаль, омрачающую ее взгляд. — Ладно, хорошо. Мы оба скучаем по тебе. И я знаю, что в последнее время ты много переживаешь, но, возможно, для тебя будет очень полезно выбраться из этого кабинета…
— Энди. — Я поднимаю руку, заляпанную чернилами, и одним движением заставляю ее замолчать. — Мне здесь хорошо. Правда.
Мои слова звучат так уверенно, что я сам почти верю в них.
Энди замирает. Улыбается. Быстрым шагом направляется к окну.
— Знаешь, — говорит она со знакомой ноткой в голосе, — мне кажется, что твое окно разбито.
Я не поднимаю глаз от стопки бумаг, сложенных передо мной. — И почему же?
Я слышу вызов в ее голосе. — Ну, кажется, из него всегда падает еда.
Наступает тишина, которую заполняет только барабанный бой моих пальцев по столу.
Когда я поворачиваюсь к ней лицом, ее руки сложены над рабочим поясом. Она приподнимает бровь. — Ты хочешь объяснить мне это?
Я на мгновение задумываюсь над этим. — Нет.
Она усмехается. — Да ладно.
— Ты права. Окно должно быть разбито.
— Китт.
— Король.
Она моргает, услышав, как я поправляю ее, и выпрямляется, заметив, что у меня внезапно окаменело лицо. — Теперь это король. Все изменилось — я изменился. — Качая головой, я шепчу: — Его больше нет, и я даже не знаю, как дышать, если он не прикажет мне это сделать. Прикажет мне есть. Жить.
Мои руки дрожат. Бумаги вываливаются из небрежных стопок, а непролитые слезы жгут мои уставшие глаза.
Лицо Энди сморщилось, жалость свела бордовые брови. — О, Китт…
Я резко встаю, прежде чем она успевает опуститься на колени рядом со мной. Прочистив сжимающееся горло, я бормочу: — Это все, Энди.
— Китт, подожди…
— Это все.