Курт поступает с ней нечестно. Разве она его уже не убедила, что он может доверять ей или что они с Гансом не переступили порог дружбы?
Курту было известно, что Ганс просил Николу провести с ним всего лишь еще один вечер. Так мало того, что Курт с показным радушием пригласил Ганса на виллу и сам собирается присутствовать за ужином в качестве «сторожевого пса» при них, он теперь устраивает целое общественное мероприятие, где в центре внимания будет Жезина. Ну это уж слишком! Нет! Сегодня — впервые! — вопреки просьбе Курта она не будет в его обществе. И ужин закажет не на пятерых, а на троих. Они с Гансом проведут вечер в другом месте. И она готова за это получить любой нагоняй от Курта.
Никола немедленно стала претворять в жизнь свой план. Сказала супругам Ралли, что готовить на ужин, предупредила их, что вечером ее не будет дома, и позвонила Гансу в отель. Но его не застала; поэтому передала ему на автоответчик, чтобы Ганс ей позвонил. Когда тот так и сделал, она с удовлетворением услышала, что он с радостью принимает ее предложение, и они назначили встречу в тихом ресторанчике на берегу озера. Она планировала отправиться туда до возвращения Курта. Поэтому написала ему записку, в которой сообщала, что ее к ужину не будет.
День выдался отвратным. К облакам, висевшим над озером, добавились тучи, надвинувшиеся с гор. Утром небеса разверзлись, и на город обрушились потоки ливня, а потом разразилась «сухая» гроза: молнии лезвием разрезали тучи, раскаты грома раздавались за ними почти тут же.
Обедала Никола одна, причем без особого аппетита, объясняя свое неважное состояние атмосферным давлением во время грозы. Днем разболелась голова, и девушка почувствовала себя совсем плохо. В какой-то момент она даже пожалела, что обещала Гансу встречу. Но когда ближе к сумеркам небо прояснилось и на нем выступили подмигивающие звезды, Никола пришла в себя и отправилась на рандеву, захватив на всякий случай плащ с капюшоном — чтобы сохранить прическу, если вновь примется лить дождь.
Несмотря на то что она пришла довольно рано, Ганс уже ждал ее. Когда речь зашла о напитках, Никола — совершенно неожиданно для себя — заказала коньяк. Он придал ей силы, и она стала чувствовать себя лучше… Еще при встрече, приветствуя Николу, Ганс сказал:
— Понимаете, именно в этот вечер я очень сильно хотел побыть с вами наедине. И я премного благодарен вам за такую возможность!
Николе стало приятно от ощущения, что она доставляет Гансу удовольствие, и ей уже было все равно, что позже скажет Курт.
Ужин прошел за разговором о будничных вещах. Потом, когда Ганс собрался вызвать такси, чтобы поехать еще куда-нибудь, Никола вдруг предложила:
— Давайте лучше прогуляемся — я бы хотела побыть на воздухе.
— Да? А вдруг опять пойдет дождь? — засомневался Ганс.
— Вот тогда и поймаем такси!
— Прекрасно! — Ганс взял под руку Николу, и с молчаливого взаимного согласия они пошли в обратную сторону от оживленных улиц с их ярким освещением и бесконечно мчащимся транспортом, к темным и тихим в это время суток торговым причалам Белбжик и Уши.
У края гавани швартовалось множество различных судов всевозможных названий. Одни из них были совершенно безлюдны. На других из транзисторов неслась поп-музыка. Волны бились о корпуса судов, опоры скрипели, лампы метались на мачтах кораблей.
Пока Ганс и Никола лавировали между лужами на разбитом асфальте, вновь собрались грозовые тучи, и внезапно начался настоящий потоп.
Они промокли до нитки, прежде чем Ганс помог Николе надеть плащ. О такси в этом месте думать не приходилось. Ганс осмотрелся, затем протянул Николе руку и со словами: «Пойдемте скорее!» — заторопил ее к узкому трапу, который вел на палубу пустынного суденышка. Катер не отличался особой чистотой, будучи забит ворохом пустых коробок из-под цветов.
Трап и нижняя палуба были скользкими от дождя и прелых листьев. Но под козырьком верхней палубы оказалось сухо. Ганс перевернул два деревянных ящика, и они с Николой сели.
— Мы же вторглись на чужую территорию! — воскликнула Никола, тяжело дыша.
— А кто об этом узнает? Кому нас судить? — Но сам Ганс уже ругал себя. — Мне надо было настоять на такси. Даже если мы хотели прогуляться, можно было попросить таксиста подождать или подобрать нас в определенном месте. А теперь вы промокли насквозь.
— Мы бы все равно промокли, пока искали такси, — настаивала на своем Никола. — Да и я ничуть не больше вашего промокла. Давайте пока посушим плащ. — Сдерживая дрожь, она сняла его и передала Гансу, чтобы тот повесил плащ на крюк балки, тянувшейся сзади них.
Некоторое время они сидели молча, наблюдая, как по палубе и близлежащей набережной изо всех сил стучит дождь. Затем Ганс слегка наклонился, заложив руки между колен. Не глядя на Николу, сказал:
— Никогда не думал, что именно здесь нам придется прощаться, Диана, — на этом грузовом катере, да еще в грозу!.. Я бы хотел увезти с собой и навсегда запомнить те несколько эпизодов, которые были связаны с вами, — как я представлял вас себе в школе, в Веве; как вы плавали в бассейне и загорали на солнце; как вы выполняли роль хозяйки на приемах, устраиваемых братом; как вы были сказочно прекрасны на раутах; и как все произошло здесь — это я буду помнить дольше всего, и ничего не будет мне дороже! — Он откинулся к стенке, в его голосе и жестах сквозило отчаяние.
Не совсем понимая его, Никола какое-то время молчала. Потом попыталась ответить:
— А почему мы должны прощаться именно сегодня? Разве вы не остаетесь на выставку?
— Только на первый день. Сегодня утром, когда вы предложили провести с вами больше времени, чем я рассчитывал, ориентируясь на ужин в вашей вилле, я решил, что это будет по-настоящему последней нашей встречей, если вы не сумеете назначить мне другой. Но встреча эта мне нужна — память о ней я хочу увезти с собой. — Поколебавшись, Ганс повернулся к Николе и взял ее руку. — Вы ведь знаете, что я влюбился в вас, не так ли? — спросил он.
Никола отвела взгляд.
— Думаю, что да… Но я этого не хотела…
— Поверьте, я тоже! — И Ганс усмехнулся, хотя то была горькая усмешка. — Но это произошло, я не сумел сдержаться, хотя и знал, что у наших отношений нет будущего. И вот теперь мне приходится расплачиваться… потерей вас. Рано или поздно я должен буду забыть мадемуазель Диану. Но самое тяжкое — это рассказать вам почему. Сделать это я обязан, и именно сегодня. Выслушайте меня, пожалуйста, Диана!
— Не говорите, если это вам тяжело, — произнесла она. — Вы не знаете, каково мне слышать, что вы влюблены в меня! — И Никола решила прибегнуть к правде. — Но, видите ли, я сама люблю человека, который не любит меня!.. Может, мы оставим все это, как есть, не говоря больше друг другу ни слова? Мы нравились друг другу. Какое-то время были друзьями. Разве этого не достаточно?
Он покачал головой.
— Для меня, я уже сказал, этого не достаточно, но это все, что мне останется от вас… И все-таки я должен объяснить, почему, любя вас, не могу просить выйти за меня замуж. Выслушайте, пожалуйста! — попросил Ганс.
Он хотел, чтобы Никола выслушала его.
Суженой ему, сказал Ганс, всегда была девушка по имени Хильда — кузина в каком-то дальнем родстве двумя годами моложе его. Мальчик и девочка росли вместе, дружили, нравились друг другу. В обеих семьях считалось само собой разумеющимся, что «придет день» и они поженятся.
Но раньше чем настал тот день, Хильда оказалась неверной. Она обручилась с другим человеком, который, однако, бросил ее, когда Хильда попала в автомобильную катастрофу. Теперь ее здоровье частично восстановилось. Остался поврежденным только позвоночник, болезненно реагирующий на резкие изменения атмосферного давления и температуры воздуха. Нельзя ей и волноваться. Правда, с болями Хильда как-то свыкается, веря, что и они со временем пройдут. В этой ситуации, спокойно объяснил Ганс, он не мог оставить Хильду одну.