Лучше не бывает. Ревниво охраняемое одиночество вдруг потеряло для Саймона всякое очарование. Его план непременно осуществится!
Он замахал руками с видом самого искреннего человеколюбия:
— О, об этом не беспокойтесь! Здесь полно места. Если вдруг вы станете меня обременять, я так и скажу. Оставайтесь, сколько захотите. Я люблю компанию.
Слышали бы это его знакомые! Саймон, известный всему Лондону анахорет, предлагал свое драгоценное жилище совершенно незнакомому человеку, с которым к тому же собирался работать. Да, они бы ни за что не поверили, пока не взглянули бы на Ника, — а уж тут завязалась бы такая драка, что только держись. Его приятели глаза бы друг другу выцарапали, чтобы заполучить Ника. А это непростая задача, Саймон не сомневался. И все-таки он надеялся, что способен завоевать даже самого неподатливого парня, особенно если тот нуждался в протекции — а ее он предоставлял незамедлительно в обмен на некоторую благосклонность. Саймон так увлекся своими грандиозными планами, что не совсем верно рисовал себе образ человека, сидящего напротив, потягивающего пиво и поздравляющего себя с удачей.
Да, Ник был красивым, и утонченным, и талантливым — и все же, когда дело доходило до плотских наслаждений, он предпочитал что-то особенно мягкое и грациозное. Падкий на женственность, он тянулся к тем, чья фигура обещала удовольствия более изысканные, нежели могли предположить те вешалки, с которыми ему приходилось работать. Плоский живот, конечно, грандиозно смотрится на пляжных снимках, но Ник был сторонником того взгляда, что здоровый аппетит является признаком умения наслаждаться жизнью. Он ничего не имел против женщин, которые могли посидеть в баре и еще сохранить достаточно энергии для ночи неукротимой страсти. Его тонкие черты и спокойные манеры вводили в заблуждение многих. Было так заманчиво поверить в склонности, на которые намекала очаровательная припухлость его чувственных губ… Теперь на эту удочку попался и Саймон.
Довольный, что все сложилось как нельзя лучше, Саймон деловито встал и пошел к телефону.
— Ну что ж, значит, мы договорились. Чувствуйте себя как дома, располагайтесь здесь, а я пока закажу что-нибудь на ужин. Как насчет китайской кухни?
— Отлично.
Ник все еще не мог прийти в себя. События развивались с такой скоростью, что он растерялся и был совершенно не в состоянии высказать какие-либо кулинарные предпочтения.
Тут Саймон театральным жестом схватился за голову:
— Боже, какой я идиот! Вам это должно было осточертеть до смерти! Наверное, лучше пицца?
Такая услужливость была совсем не в его характере; впрочем, Ник не мог об этом ничего знать. Он был просто счастлив отдать бразды правления в руки человека, который в отличие от него не болтался в воздухе последние шестнадцать часов. Поэтому он с готовностью кивнул:
— Отлично, как скажете. Я не привередливый.
От легкой улыбки, с какой он это сказал, у Саймона потеплело внизу живота (именно там находилось средоточие его эмоциональной жизни). Потерев руки, Саймон с нетипичным для него энтузиазмом закивал:
— Отлично, отлично! Так, давайте я покажу вам вашу комнату, а потом закажу еду. Пойдемте…
Ник собрал свои скудные пожитки и пошел вслед за Саймоном. Обстановка спальни была исполнена тщательно продуманного минимализма. Правда, Ник предпочитал более классический подход, но струганая мебель выглядела пусть не очень изысканно, зато вполне надежно, а кровать, хотя и решенная в несколько ортопедическом вкусе, обещала быть удобной — а это было самым главным. Чуть-чуть разочарованный отсутствием привычных изъявлений восторга, Саймон ушел заказывать хлеб насущный, а Ник занялся перекладыванием горы футболок в шкаф. Фотографии и дневники, представляющие для него наибольший интерес, были помещены в ящик стола. Ник смутно слышал воодушевленный голос Саймона из соседней комнаты, но он скользил мимо его сознания, так что ему не пришло в голову удивиться несколько затянувшемуся разговору со службой доставки.
Саймон изо всех сил старался придать своему голосу беззаботность, однако Алекс ему было не одурачить. Она только фыркнула, услышав протесты доброго самаритянина. Она знала Саймона всю свою жизнь, и его добрые дела неизменно были в значительной мере замешены на собственных интересах. Подчас они напоминали манипуляции и козни. Алекс обожала Саймона, но никак не могла поверить в чистоту его намерений по отношению к этому новоявленному красавчику. Саймона явно захлестывали эмоции.