Он воззрился на них с суровым упреком — как на двух младшеклассников, застигнутых на кухне с куском пирога в руках, и удовлетворенно улыбнулся, заметив их смущение.
— Нет, можно просто с ума сойти! Они думали, никто не знает! Даже один про другого!
Его тон проницательного превосходства был бы совершенно невыносим, если бы за ним не чувствовалось озорного юмора. Все-таки какое громадное облегчение, что он не собирается убить их обоих!
— Ты хочешь сказать, что не сердишься?
После того как Саймон месяцами надоедал ей причитаниями и разговорами о Нике, Алекс с трудом верилось, что он так легко распрощался со своими надеждами. Господи, а ведь она когда-то даже подбадривала его! Это же надо так ошибиться во всем, особенно в своих собственных чувствах! Ведь Саймон буквально бредил Ником, а она по опыту знала, как дьявольски настойчив он бывает.
— Сержусь? Нет. Возможно, разочарован. Да и вообще все обернулось как нельзя лучше. Мне даже легче от того, что теперь это все меня не касается. Знаете, некоторое время назад меня посетила грустная мысль: я теряю форму. Но теперь я будто заново родился!
Он картинно воздел руки к небу, но в этом театральном жесте содержалось зерно правды. Саймон начинал понимать: его чувства к Сержу гораздо больше походили на настоящую любовь, чем бурная страсть к Нику. Не говоря уж о том, что Серж гораздо больше нуждался в его великодушии и поддержке. Чувствуя себя новоявленным мессией, Саймон поднялся с дивана, благосклонно посмотрел на обоих друзей и предложил им кофе таким тоном, словно они только что болтали о погоде.
— Я уверен, вам не помешает перекинуться парой фраз, пока я вожусь на кухне. Ведь вам о многом нужно поговорить.
Он был так упоен своим новым образом, что, казалось, вот-вот начнет протирать воображаемый нимб. Но его друзья были не из тех, кого легко одурачить.
— Не беспокойся за нас, — сухо ответил Ник, и Саймон удалился, по дороге вознося себе мысленные похвалы.
В дверях он остановился и с подкупающей искренностью сказал:
— Ник, я не хотел сказать ничего дурного о снимках. Они действительно чудесны, — и исчез за углом, словно видение Мадонны.
Когда они остались с Алекс наедине, Ника неожиданно охватило смущение. Предстояло столько всего сказать, обсудить, объяснить — и ни один из них не знал, с чего начать. Ник машинально тасовал фотографии. Он вдруг подумал, что легче всего разрядить атмосферу действиями, а не словами. Передав снимки Алекс, он стал внимательно следить, как она перебирает их, задерживаясь на некоторых подольше, другие бегло откладывая, возвращаясь к уже просмотренным снова и снова. Это была действительно выдающаяся работа. Ник так нежно и бережно воспевал чувственность почти обнаженного тела Алекс, что даже у самого поверхностного зрителя не осталось бы сомнений: модель и художника связывают не только профессиональные отношения.
Как и большинство людей, Алекс терпеть не могла собственные снимки, но эти — она вынуждена была признать — ей льстили.
«Однако приятно быть объектом страсти фотографа», — мелькнуло в ее голове. От одной этой мысли уши Алекс порозовели, и Ник, вероятно, почувствовал, что с ней творится. Он протянул руку, чтобы взять у нее фотографии.
— Думаю, нам надо поговорить.
Алекс поежилась:
— Не представляешь, как я ненавижу эту фразу.
— Ну да, я тоже. Но очевидно, кое-что мы должны прояснить не откладывая…
Начало было многообещающим, и она вопросительно взглянула на него, довольная тем, что он первым решился выложить карты на стол. Это, однако, оказалось труднее, чем он предполагал. Алекс поняла: хотя между ними оставался тысяча и один нерешенный вопрос, Ник пойдет по классическому мужскому пути наименьшего сопротивления, будет мямлить и медлить до тех пор, пока она не подскажет ему нужные слова. Косноязычие среднего самца человека иногда приводило ее, как и все остальное женское население планеты, в горькое отчаяние, и этот образчик, кажется, не исключение. Интересно, отчего они такие — просто от трусости или от неспособности выразить свои чувства законченным предложением? Как бы то ни было, ей снова пришлось столкнуться с мужчиной, который не в состоянии преодолеть мальчишеской беспомощности или даже страха перед перспективой открыть свое сердце любимой.
— И что же мы должны прояснить? Чего именно нельзя откладывать?
Вот так, первым делом надо подтолкнуть утенка к воде, хотя поплывет он сразу или нет — еще неизвестно.
— Ну, например… в общем…
Все предельно ясно: водоем оказался для него слишком глубоким. Алекс с трудом подавила желание схватить Ника за плечи и встряхнуть как следует. Затем попыталась снова: