– Ну, папа! – отмахнулась я от него и побежала на кухню помочь маме, пока он не спросил чего-то такого, на что мне трудно было бы ответить.
Тень приехал ровно в шесть, и когда он вошел в комнату, сердце у меня громко забилось. На нем была куртка из оленьей шкуры с бахромой на рукавах и богатой отделкой на груди. Волосы свободно ниспадали ему на спину, украшенные одним лишь орлиным пером. Высокий, стройный и гордый, он пожал руку отцу, поцеловал маму в щеку и улыбнулся мне.
– Обед готов, – весело сказала мама. – Надеюсь, все успели проголодаться.
Мама всегда была искусной кулинаркой, но в этот день она превзошла самое себя. На столе, сменяя друг друга, появлялись цыплята и запеченные в тесте яблоки, жареная свинина, свежий горошек и горячие бисквиты, сочившиеся маслом и медом. А на десерт она' испекла свой знаменитый яблочный пирог. И еще было печенье.
Тень и я обменялись улыбками, едва он потянулся за печеньем. Мама тоже улыбнулась, когда, поддразнивая его, спросила:
– Сможешь съесть десять штук за минуту?
– Не знаю, – сохраняя серьезное выражение на лице, ответил Тень. – Но собираюсь попробовать.
Мы все рассмеялись, даже папа.
После обеда мужчины ушли в гостиную, а мы с мамой стали убирать со стола. Я нервничала оттого, что Тень остался с папой наедине, не зная, сумеют ли они поладить. Папа за столом вел себя на редкость учтиво, но почти ничего не говорил, так, что у меня были основания предполагать, что они в наше с мамой отсутствие будут сидеть и молча глазеть друг на друга.
Наконец я услыхала, как папа неловко кашлянул, и мне стало страшно, когда он спросил:
– Как ты думаешь, Тень, в этом году еще будут неприятности?
– Да, – ровным голосом произнес Тень. – Будет много неприятностей, если белые не уйдут с наших земель.
– Боюсь, этой земле недолго еще оставаться вашей, – не стал вилять папа. – Слухи о золоте, о бескрайних пастбищах и плодородной почве влекут людей на Запад как мух на гнилье.
– Я думаю, вы правы, – согласился с ним Тень. – Но только знайте: мой народ не отдаст свои охотничьи владения без боя. Мы живем тут уже сотни лет. И мы без страха пойдем сражаться за то, что принадлежит нам по праву. Мы не боимся умирать. Лучше погибнуть, чем отдать себя на волю белых.
– Мы тоже! – твердо заявил папа, и я словно воочию видела, как они полыхают глазами друг на друга. Два пса, которые не могут поделить одну кость.
Потом наступило тягостное молчание, в конце концов прерванное Тенью.
– Ваша семья была добра ко мне в прошлом, и я вам кое-что скажу. Если вы хорошенько подумаете, то возьмете жену и дочь и уедете отсюда, пока еще не поздно. Безумный Конь, Сидящий Бык и другие вожди договариваются о войне. Сидящий Бык собирает людей в Священных Горах. Молодые воины мечтают о сражениях.
– Да. Они уже начали свою войну, – сказал папа. – Дом Генри был сожжен дотла на прошлой неделе, а его скот уведен неведомо куда.
– Это было всего лишь предупреждение. Никого ведь не убили. Следующей семье может повезти куда меньше. – Голос Тени понизился до шепота. – Увозите свою семью отсюда, пока не поздно.
Папа хмыкнул:
– Эта земля и моя тоже. Я на ней работал, я полил ее своим потом, и я не собираюсь бежать отсюда. Нет, черт побери, никуда я отсюда не уеду!
Ненадолго воцарившаяся в гостиной тишина была такой напряженной, что даже я на кухне не могла не почувствовать этого. В отчаянии я посмотрела на маму, и она, ласково мне улыбнувшись, сняла фартук, взяла в руки кофейник и заглянула к мужчинам.
– Кофе хотите? – как ни в чем не бывало спросила она, и разговор перешел на более приятные темы.
Вскоре Тень распрощался, а папа отправился в постель, предоставив нам с мамой убирать на кухне. У мамы был озабоченный и даже расстроенный вид, когда она домыла последнюю чашку и вытерла раковину. Вздохнув, она заглянула мне в глаза:
– Ну, Анна, выкладывай все начистоту.
– Мама, ты о чем? – спросила я, сделав вид, будто ничего не понимаю.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, Анна Кинкайд, – твердо заявила мама. – Давно ты тайком встречаешься с Тенью?
Я рот открыла от изумления. Как она догадалась? С трудом проглотив застрявший в горле комок, я во всем призналась:
– С моего дня рождения.
Мама хмуро повесила фартук на спинку стула и взяла меня за руку.
– Нам надо поговорить, Анна, – сказала она и повела меня к дивану.
Я села с ней рядом, стараясь не смотреть на нее. Все еще держа меня за руку, мама молчала и не сводила с меня глаз. Когда она заговорила, в ее голосе я не услышала ничего, кроме нежности и заботы.
– Анна, ты знаешь, как я люблю Тень. Я не могла бы любить его сильнее, даже если бы он был моим собственным сыном, но, Анна, милая, он индеец. Пусть он говорит по-английски почти так же хорошо, как мы с тобой, пусть он ничем не отличается от нас, когда сидит за нашим столом, он не такой, как мы, и никогда таким не станет.