Пока она отсутствовала, Хэнк успел не только полностью завладеть вниманием детей, но и превратить их в своих поклонников. Памела, визжа от восторга, раскачивалась с его помощью на старой автомобильной покрышке, которую Остин когда-то привязал длинной веревкой к одному из суков липы. Тони с несвойственным ему терпением ждал своей очереди.
При виде такой идиллии у Рут перехватило горло. Давно она не видела детей столь счастливыми. Они были похожи на цветы, долго остававшиеся без воды и солнца и вдруг получившие в избытке и то, и другое. Рут всегда тешила себя иллюзией, что вполне может заменить Памеле и Тони ушедшего из жизни Остина, но теперь видела, что детям нужен отец.
С двойственным чувством наблюдала она за этой сценой. Ей было радостно слышать смех детей и в то же время горько сознавать, что чужой человек, которого они видели впервые, смог подарить им столько радости. И все лишь потому, что этот человек был мужчиной.
Наклонившись над грилем, на котором разогревалась лососина, Рут незаметным движением стерла навернувшиеся слезы. В этот момент мимо нее промчались возбужденные дети.
— Я сделаю это! — кричал Тони.
— Нет я! — перебивала Памела.
— В чем дело? — Рут с недоумением посмотрела на гостя.
— Наверное, мне следовало самому принести из машины торт, который я привез, — извиняющимся голосом произнес Хэнк, — а не посылать за ним детей.
— Вы хорошо знали Остина? — улыбнулась в ответ Рут.
Хэнк стоял так близко, что она чувствовала запах лосьона, употребляемого после бритья, и этот, казалось бы, невинный запах почему-то взволновал ее.
— Мы провели вместе лучшие периоды жизни, — задумчиво ответил Хэнк, — сначала школьные, а потом студенческие каникулы. Да и в течение учебного года старались постоянно поддерживать контакт. Наверное, я знал Остина лучше, чем кто бы то ни было… Кроме вас, разумеется.
Хэнк осторожным движением большого пальца смахнул со щеки Рут набежавшую слезинку. Прежде чем она успела что-либо сказать, во двор вбежали дети с большой белой коробкой в руках.
— Давайте ужинать, — предложила Рут, присаживаясь к столу. К ее досаде, дети, не сговариваясь, уселись рядом с Хэнком, оставив мать сидеть напротив в одиночестве.
— Мама говорит, что вы с папой были приятелями, — объявил Тони, когда лососина и салат были съедены.
— И очень близкими, — подтвердил Хэнк, дотрагиваясь до плеча ребенка. — Ваш папа был самым замечательным человеком, которого я когда-либо встречал.
Веснушчатое лицо Тони просияло от гордости и удовольствия, но тут же мальчик снова стал серьезным.
— Иногда мне кажется, что я плохо помню папу, — с грустью признался он. — Мне было четыре года, когда он… когда его не стало.
— Может быть, вот это поможет тебе вспомнить отца, — сказал Хэнк, осторожно доставая из кармана старенький любительский снимок.
Памела и Тони чуть не столкнулись лбами, склонившись над фотографией, на которой были запечатлены два молодых, красивых человека, держащих перед камерой огромных форелей.
— Вашему папе и мне было тогда семнадцать, — задумчиво пояснил Хэнк. — Помню, в тот день мы в чем-то провинились и тетушка Шарлотта отняла у нас весла. Конечно, нас это не остановило, и мы выплыли на середину озера без них. Поэтому потом ей пришлось сесть на водный велосипед и отбуксировать нас к берегу.
Рут вспомнила, что как-то Остин тоже рассказывал эту историю, и благодарно улыбнулась Хэнку. Потом они ели принесенный гостем торт, по сравнению с которым эклеры из кондитерской поблекли: к ним, кроме гостя, никто не притронулся.
После ужина дети отправились готовиться ко сну, а взрослые остались сидеть за столом во дворе, несмотря на то, что солнце уже село, подул свежий ветер и появилось множество комаров.
— Мне очень жаль, что я не смог присутствовать на похоронах, — прервал затянувшееся, но, как ни странно, совсем не обременительное молчание Хэнк. — Я уезжал в провинцию инспектировать шахты, когда вернулся и узнал обо всем, ехать было уже поздно.
— Я находилась в таком состоянии, что все равно не заметила бы вашего присутствия, — грустно призналась Рут. — Мне все было совершенно безразлично.
— И все же я до сих пор чувствую себя виноватым, — нервно провел рукой по волосам Хэнк. — Я должен был проститься с Остином. Помню, мне хотелось зарыдать от одной только мысли о том, что мой лучший друг ушел из жизни в тридцать пять лет.
— Да, мне тоже поначалу не верилось, что это действительно произошло, — вздохнула Рут. — Накануне Остин прекрасно себя чувствовал. Врачи уверяли, что ему предстоит несложная операция и беспокоиться не о чем. Перед тем, как его увезли в операционную, он был весел и шутил.