Парень позволил мне держаться за него, пока боль не стихла. Пока я икала и пыталась восстановить дыхание, он нежно, но твердо стащил меня со своих колен. Я пыталась задержаться, стыдливо вцепившись в его одежду, но Кел был настойчив и, в итоге, освободился из-под меня и встал. Его лицо выражало решимость. Мне пришлось опустить взгляд. Уставиться в пол. На короткое мгновение я подумала, что мы воссоединились в своем горе, но, должны быть, я ошибалась. Не было похоже, чтобы он принимал меня обратно. Келлан выглядел так, будто собирался вновь попрощаться. Я не хотела этого слышать. Рука потянулась и ласково коснулась моей макушки, пока я смотрела на свои колени на полу. Я осторожно подняла взгляд на поразительно идеальное, израненное лицо парня. Слабая улыбка играла на его устах, а глаза слегка потеплели, хоть их не покидала печаль.
— Ты можешь вести машину? — тихо спросил он.
Горе грозилось вновь сломать меня от мысли о возвращении домой и сидении в одиночестве. Я хотела сказать ему, что нет, я нуждалась в нем, хотела остаться с ним, нам нужно было найти подход друг к другу, забыть о моей ошибке. Но не могла. Я кивнула и приготовилась к тому, что всегда меня пугало… одиночеству.
Келлан кивнул и протянул руку, чтобы помочь мне встать. Я взяла ее и крепко вцепилась, когда он поднял меня. Я споткнулась и положила ладонь ему на грудь, чтобы найти равновесие. Почувствовала перевязку под своими пальцами, и парень дернулся от боли. Моя рука покоилась на его прессе, а не на ребрах, потому не знала, почему ему было больно. Может, его раны были хуже, чем я предполагала. Может, он просто не хотел, чтобы я его касалась. Кел убрал мою руку, но продолжал держаться за пальцы. Мы посмотрели друг на друга, сомкнув руки и стоя близко, но между нами пролегала практически непреодолимая дыра. Я выбрала его, а затем бросила. Как он мог меня когда-либо простить?
— Мне жаль, Келлан… я была неправа. — Больше я объяснять не стала. Не могла, мое горло сжалось, и говорить было невозможно.
Его глаза увлажнились, и он кивнул. Понял ли он, что я имела в виду? Что я была неправа, оставив его… а не в том, что влюбилась. Не могла объяснить, а он и не спрашивал. Парень склонил ко мне голову, и я инстинктивно подняла подбородок. Наши губы встретились посредине – мягкие и страстные, отдаляющиеся до того, как полностью могли бы успеть погрузиться друг в друга. Десятки крошечных, голодных, коротких поцелуев, увеличивающих мое сердцебиение.
Наконец он заставил себя остановиться и отпрянул прежде, пока не стало слишком поздно, и мы оба не окунулись в сексуальное напряжение, всегда существующее между нами. Он опустил мою руку и сделал неуверенный шаг назад.
— Мне тоже жаль, Кира. Еще… увидимся.
Затем он повернулся и оставил меня, бездыханную, с кружащейся головой от недоумения и горя, и… одиночества. Его слова отдавались в моих ушах, и я была на сто процентов уверена, что он не говорил всерьез. Я была уверена, что видела Келлана Кайла в последний раз.
Каким-то образом добралась домой. Как-то удалось не сорваться за рулем и не врезаться кому-то в зад из-за своего размытого зрения. Нет, я оставила все слезы для сердцеобразной подушки, которую где-то достала для меня сестра. Я промочила ее, а затем впала в милостивый сон.
Мой мир казался немного легче, когда я проснулась на следующий день. Может, потому, что голове было лучше, а синяк менял цвет, показывая, что мое тело исцелялось. Или, может, из-за прощального расставания с Денни, из-за которого мне больше не нужно было нервничать. Это было пройденным этапом… мы были пройденным этапом… и хоть эти слова ранили мое сердце, я была в порядке. Помывшись и одевшись, я почувствовала облегчение, осмотрев свой избитый череп, я гадала, какой поворот дальше примет моя жизнь. Мне определенно нужно было найти работу. И нагнать учебу. Пока я выздоравливала, настали зимние каникулы, но пару звонков от моего врача, и мы с Денни добились отсрочки в занятиях, по которым я отставала. И если я погружусь в учебу, то смогу нагнать остальных до следующего семестра.
Я сжала челюсть и решила, что этим и займусь. Я, может, и потеряла работу, парня и любовь, но если всерьез сосредоточиться, я могла бы удержать свою бесценную стипендию. И если я это сделаю… возможно, только возможно, мое сердце начнет заживать так же медленно и уверенно, как голова. Двумя днями позже мне позвонил Денни, как раз перед тем, как мы с сестрой собрались лететь домой на Рождество. У родителей были билеты на меня и Денни, но они поменяли последний на Анну, и казались искренне озабоченными, когда я рассказала, что у нас с ним все кончено. Они также два часа промывали мне мозги вопросом, когда я вернусь в Огайо.
Парень поведал мне о своей новой роботе и будущих планах со своей семьей. Он казался счастливым, и его хорошее настроение подняло мое. Конечно, его колос дрогнул, когда он пожелал мне «Счастливого Рождества», за которым последовало мгновенное «Люблю тебя». Оно слетело с его языка без задумки, и между нами воцарилось молчание, пока я гадала, что ответить. В итоге, я сказала, что тоже его люблю. И это было правдой, между нами навсегда останется определенный уровень любви. На следующий день мы с сестрой приготовились к поездке домой на праздники. Она талантливо закрасила легкую желтизну моего синяка косметикой и поклялась, что не упомянет о несчастном случае при маме с папой; они бы никогда не позволили мне вернуться в Сиэтл.
Прежде чем я покинула спальню, я в сотый раз перекопала свой комод, разыскивая подаренное Келланом украшение. Каждый день мне хотелось его носить, носить с собой кусочек него, поскольку парня я давно не видела. Но я не могла его найти еще с той ночи, когда он мне его отдал. Часть меня боялась, что оно было потеряно или украдено во время всей суматохи. Часть меня боялась, что Кел решил забрать его. Это было бы худшим сценарием. Будто он забрал с собой свое сердце. Я все еще не могла его найти, и мне пришлось покинуть город без символического представления о нем… и это меня глубоко ранило.
Дома с семьей было странно. Они тепло нас встретили, на меня нахлынули детские воспоминания, но я больше не чувствовала себя здесь как «дома». Будто я была в гостях у лучших друзей или у тети. Где-то в уютном и знакомом месте, но все равно немного чужом. Здесь царила детская атмосфера безопасности, но мне не хотелось оставаться и окунуться в это чувство. Я хотела быть дома… у себя дома. Мы остались еще на пару дней после праздников, а затем мы с сестрой, еще более нетерпеливой, чем я, слезно попрощались с родителями и поехали в аэропорт. Мама была в соплях, провожая двух своих девочек, и я моментально почувствовала вину, что мое сердце пришвартовалось так далеко от них. Убедила себя, что просто безнадежно влюбилась в город… но крошечная часть моего мозга, которую я намеренно игнорировала, знала, что не в том дело. Место было всего лишь местом. Не город ускорял мое сердцебиение и учащал дыхание. Не город сводил меня с ума и заставлял всхлипывать по ночам.
После моей безумной попытки нагнать учебу на каникулах и наблюдением с черной завистью, как моя сестра крадется на Новый год на особое выступление «Ди-Бэгз», из-за чего мое сердце сжало узлом, я сосредоточилась на второй самой главной вещи, с которой мне нужно было разобраться – работой. Закончилось все предложением для официантки в популярном маленьком кафе на площади Пионеров, где работала соседка Дженни — Рейчел. Заведение было известно своей круглосуточностью, что привлекало большинство студентов. В мой первый день кафе полнилось людьми, но Рейчел радостно помогла мне освоиться. Девушка была интересной семью азиатки и латиноамериканки с карамельной кожей и кофейным цветом волос, и улыбкой, очаровавшей не одного парня из братства на приличные чаевые. Она была такой же милой, как и Дженни, и такой же тихой, как я. Она не спрашивала о моих ранениях, хоть наверняка знала всю историю нашего ужасного любовного треугольника (будучи соседкой Дженни), но ни разу не прокомментировала мой роман. Ее молчание успокаивало.