Они упорно тащили меня вперед. Мы пропихнулись сквозь людей, я продолжала смотреть себе на ноги, не желая пока смотреть на него. Прошло так много времени… еще дольше я не слышала его голос, проникающий в мои уши, опускающийся по позвоночнику к кончикам моих пальцев.
Мое дыхание перехватило, когда началась следующая песня, и мы приблизились к забитому бару. Она была медленной и полной эмоций. В его голосе слышалась боль, которая обжигала меня. Я косо посмотрела на людей, мимо которых мы проходили, наблюдая, как они поют песню вместе с ним с торжественными лицами. Они знали ее, она не была новой. Все еще не переводя взгляд на сцену, я позволила его тембру проникнуть в каждую клеточку моего тела. Он пел о ночи на парковке, внезапно дошло до меня. Он пел о том, как нуждался во мне и стыдился этого. Он пел о попытке бросить меня, как это сломало его. Он пел о слезах при нашем последнем поцелуе… Затем текст пошел о том, что он чувствовал сейчас.
Тогда-то я и посмотрела на него.
Глаза парня были закрыты. Он пока не замечал моего приближения. После того, как я не видела его месяцами, его идеальность чуть не подогнула мне ноги, будто я могла ослепнуть, если не осмотрю каждую его деталь. Простые джинсы — облегающие, потертые джинсы, которые выглядели чуть более поношенными, чем обычно. Простая футболка, которую он любил носить — без рисунков и вышивки — обычная, черная, идеально облегающая его. Красиво загорелые руки, левая полностью зажила и была без гипса, сильные ладони, вцепившиеся в микрофон, пока он пел. Невероятно сексуальные и взъерошенные волосы, немного длиннее, чем я помнила, но все рано беспорядочные, напоминающие о множествах интимных моментов, быстро проносящихся в моей голове и теле. Киношный подбородок, который впервые был покрыт легкой щетиной, будто ему стало плевать на свою ухоженность — она лишь подчеркивала мужественность и делала его даже более привлекательным, как бы невероятно это не звучало. Полные губы без следа сексуальной ухмылки, с которой он обычно пел. Наклон его носа. Идеальные скулы. Длинные ресницы прикрытых век, скрывающих поразительную синеву за ними.
Мне приходилось разглядывать его постепенно; Келлан был слишком великолепен, чтобы смотреть на него целиком. Когда я справилась с собой, то, наконец, заметила, что его совершенство ничто не искажает. Его лицо зажило, ни следа физических травм. Но глядя на лицо в целом, я внезапно испытала неожиданную реакцию. Дыхание перехватило, сердце больно сжалось, а Дженни и Анна продолжали неумолимо тянуть меня к нему.
Его глаза были все еще закрытыми, а тело медленно покачивалось под музыку, но лицо было практически… пустым. Слова песни соответствовали его выражению, пока он пел о ежедневных муках, о том, что он никогда вновь не посмотрит на мое лицо, поскольку это причиняло физическую боль. Пел «что мое лицо было его светом, и без него он чувствовал себя в кромешной тьме». После этой строчки слезы покатились по моим щекам.
Девочки успешно дотащили меня до места прямо перед ним. Некоторым ярым фанаткам это не понравилась, но с моей сестрой шутки плохи, и после яркого обмена фразочками, они оставили нас в покое. Я едва их замечала, все мое внимание было приковано к богоподобному Келу.
Несмотря на закрытые глаза, парень пел о близости со мной, хоть я не могла слышать или видеть его. Он пел, как был напуган, что никогда не ощутит меня вновь, не прочувствует то, что у нас было. После этого куплета последовал длинный проигрыш, Келлан начал качать головой взад-вперед, закусив губу. Некоторые девушки закричали, но для меня было настолько ясно, что он не пытался никого соблазнить — ему было больно. Я гадала, не мысли ли обо мне, о нашем времени вместе, проносились перед его глазами.
Я хотела потянуться к нему, но он был слишком далеко, а Дженни и Анна все еще меня держали, наверное, боясь, что я убегу. Но я не могла двинуться с места. Не когда он предстал перед моими глазами, ушами, сердцем. Могла лишь зачарованно смотреть на него.
Я даже не замечала остальных членов группы, и не знала, заметили ли они меня. Толпа осталась вне моего внимания, пока я наблюдала за ним, и после еще одной минуты, я перестала обращать внимание на взгляды сестры и подруги. В конце конов, я даже перестала ощущать их руки и даже не задумывалась, отпустили ли они меня.
Когда проигрыш закончился, Келлан наконец открыл свои нечеловечески красивые глаза. Так случилось, что он посмотрел вниз на меня, и мое лицо оказалось первым, что парень заметил. Я почувствовала его шок даже со своего места. Синие глаза расширились и мгновенно остекленели. Его рот открылся, а тело перестало двигаться. Казалось, он в полном удивлении, будто проснулся в другой вселенной. Его взгляд замер на мне с текущими слезами на щеках.
Дальнейший текст он пропел с нахмуренным выражением, будто был уверен, что спит. Остальная часть группы в этой части не играла, и его голос звучал ясно, проникая мне в душу. Кел повторил строку о том, что я его свет, с благоговением на лице. Его голос нарастал с музыкой, но выражение восхищения не покидало лица.
Я не знала, как реагировать, кроме слез. Парочку пришлось смахнуть, когда я поняла, что мои руки действительно свободны. Теперь я понимала, что Анна хотела, чтобы я увидела. Эта песня была самой прекрасной и разбивающей сердце, которую я слышала; более напряженной и эмоциональной, чем все остальные его произведения. Все мое тело вибрировало от желания утешить его. Но мы просто смотрели друг на друга — он со сцены, я с фанзоны перед ним.
Фанаты заерзали от накаляющейся атмосферы, а ребята ждали, пока Кел объявит следующую песню, но он этого не делал. Бар наполнился неестественной тишиной, пока мы продолжали молча играть в гляделки. Уголком глаза я заметила, как Мэтт наклонился к Келлану и что-то зашептал, легонько похлопывая его по руке. Тот не реагировал, просто смотрел на меня с приоткрытым ртом. Я была уверена, что несколько фанатов с любопытством разглядывали меня, поскольку мне досталось такое пристальное внимание парня, но в кои-то веки мне было плевать. Единственное, что меня интересовало, был он.
В конце концов в микрофон заговорил Эван:
— Привет всем. Мы делаем перерыв. А пока… Гриффин покупает всем выпивку! — Бар взорвался криками, пока что-то позади Келлана кинулось к сидящему за барабанами Эвану. Вокруг меня разразился смех, но я едва слышала.
Толпа разошлась, когда три ди-бэгса соскочили со сцены и растворились в ней. Келлан все еще не двигался. Его брови свелись к переносице, пока он внимательно рассматривал меня, и я стала нервничать. Почему он не спрыгивал вниз и не заключал меня в объятиях? Судя по песне, он хотел меня… но если судить по действиям?
Я сделала шаг к нему, нуждаясь в близости, даже если придется забраться на сцену к нему. Парень отвернулся к редеющей толпе, и я наблюдала за сменой эмоций на его лице. Оно было похоже на книгу: недоумение, радость, злость, грусть, блаженство, снова недоумение. Опустив взгляд, он шмыгнул и осторожно опустился ко мне. Мое тело дрожало от усилий, чтобы не коснуться его. Он ступил ближе ко мне, и наши руки задели друг друга. Меня пронзило огнем, а Кел резко вдохнул.
Выглядя неуверенным, он нежно потянулся и вытер слезу с моего лица. Я закрыла глаза, и тихий всхлип сорвался с моих уст. Меня даже не заботил мою жуткий вид, усталые глаза, красные от бессонных ночей, гнездо на голове, хоть сестра и пыталась что-то сделать с волосами, мой наряд для «хандры» — потертые джинсы и рваная кофта с длинными рукавами. Ничто из этого не имело значения… потому что он касался меня, и это влияло на меня так же, как обычно. Парень дотронулся моей щеки и подступил ближе, теперь наши тела соприкасались. Я подняла руку к его груди и с облегчением выдохнула — его сердце стучало так же быстро, как мое. Он тоже это чувствовал.