Макс окончательно проснулся. Кого он пытается обмануть? Разве ребенок разрешит все их проблемы? Лайза Джейн постепенно угасает, оплакивая своего мужа. Ей нужен Джонни, а не он, Макс. Как упорно она призывала его к молчанию в постели! Он просто играл роль ее мужа.
Она потянулась во сне и своим движением вновь пробудила в нем желание заняться любовью.
Опять разыгрывать из себя Джонни? Макс почувствовал облегчение, когда она перевернулась на спину. Сейчас в комнате достаточно света, чтобы она могла видеть его лицо. И если заняться любовью сейчас, то ей будет значительно труднее представить, будто она в объятиях своего мужа.
Зеленые глаза смотрели на него недоверчиво. Так и есть! Она сожалела о том, что вытворяла ночью, как и другие женщины, с которыми ему доводилось просыпаться в одной постели. Сожаление — непременный атрибут утра после ночи любви.
Они долго глядели друг на друга. Прядь темных волос упала на его лоб. В ней опять боролись два голоса. Один говорил, что она вознеслась до небес в его объятиях. А другой нашептывал, что это преступление — чувствовать себя такой безумно счастливой, когда ее уделом отныне считается глубокая печаль. Но Элизабет больше прислушивалась к первому голосу, чем ко второму.
Она провела пальцами по его взъерошенным волосам. Он поцеловал ее в запястье и спросил:
— Мы можем поговорить о том, что случилось?
— Мне бы не хотелось, — ответила она. — Пожалуйста, попытайся понять…
— Что я должен понять? — перебил он. — Ты хочешь совсем вычеркнуть случившееся из памяти?
— Нет. — Она помотала головой.
— Утреннее раскаяние?
— Нет, не то.
— Но сожаление написано у тебя на лице!
— Ты слишком пристально вглядываешься в мое лицо. Так может померещиться все что угодно.
Она чувствовала, что сейчас они поссорятся, но не собиралась ему подыгрывать и быстро переметнулась на другую сторону кровати. Подобрав с пола халат, Элизабет мгновенно накинула его.
Не оборачиваясь, она сделала глубокий вдох, чтобы успокоить нервы.
— Чашка кофе будет в самый раз. Я закажу себе?
Он пробормотал какое-то ругательство. Повернувшись на бок и сняв трубку, Макс уже заказывал завтрак, которым можно было бы накормить целый гарнизон.
Когда Макс положил трубку, она встала с кровати.
— А ты не очень сильна в этом деле, — небрежно бросил он.
Элизабет замерла на месте. Уж не ослышалась ли она? Обернувшись, она изумленно взглянула на него.
— В чем это я не слишком сильна?
— Да не кипятись ты. Я не о сексе. — Довольный, он ухмыльнулся. — В этом смысле ты выше всяких похвал.
Она не могла не улыбнуться от его слов.
— Ну, наконец-то я вижу улыбку на твоем лице. Успокойся, утро после ночи любви вовсе не так ужасно. Иди сюда, — добавил он и похлопал ладонью по постели. Элизабет не двигалась. — Я не кусаюсь.
— Я знаю.
— Тогда ложись рядом со мной.
Она села на край кровати, он коснулся ее руки.
— Ты просто восхитительна. Я знаю, ты была верной женой Джону.
— А у тебя была жена?
— Увлечения были. Одно даже длилось целых семь лет.
— И вы не поженились? — Элизабет изумилась.
— Нет. Ни я, ни она этого не хотели.
Элизабет не нашлась что сказать. Семь лет не шутка.
— Ну чего ты уставилась, как будто у меня две головы? — Он усмехнулся и потянул ее за руку. Элизабет улеглась рядом.
— Ты продолжаешь видеться с ней?
— Нет. Наши пути разошлись пять или шесть лет назад.
— Ты все еще любишь ее?
Он задумался.
— Да, я думаю о ней иногда и очень надеюсь, что она нашла свое счастье.
Точно так же она беспокоилась о Максе все эти годы.
— Ну и как ты думаешь, она действительно его нашла?
— Да, я в этом уверен. Она считала, что счастье или несчастье человека зависит только от него самого.
— С трудом представляю тебя рядом с женщиной-философом. Она случайно не была терапевтом?
— Нет. Свободный художник. Творческая личность. Занималась мультипликацией на одной большой студии.
Элизабет даже присвистнула от удивления.
— И ты не женился на такой женщине?
— Мы были больше друзьями, чем любовниками.
— Но счастливый брак основан на дружбе.
— Нет, секс должен играть немалую роль.
— Не обязательно. — Она поправилась: — Я имела в виду… отношения не исчерпываются сексуальной совместимостью.
— Только не для меня. Я доверяю естественным потребностям и собственной интуиции.
— Ты хочешь сказать, что, как у «естественного человека», у тебя нет никаких жизненных правил?
Макс повернулся к ней лицом и придвинулся так близко, что они оказались нос к носу. Тень озорства промелькнула в его синих глазах.
— Зато мне теперь есть что вспомнить, — рука его скользнула вниз по ее животу. — Столько захватывающих моментов. А ты что думаешь?
Она набрала побольше воздуху, медленно кивнула и выдохнула:
— Мне было хорошо. Это правда.
— Хорошо?! — Он откинулся назад и притворился ужасно расстроенным. — И это все?!
— Ну ладно. Здорово. — Она коснулась его щеки кончиками пальцев, улыбка слегка тронула ее губы. — Это все замечательно, и я не хочу, чтобы это закончилось, но…
— Просто скажи, что любишь меня.
Взяв его лицо в руки, она произнесла дрожащим голосом:
— Как я могу сказать, что люблю тебя, когда…
— Когда ты все еще любишь Джонни?
Она кивнула, на глаза ее навернулись слезы. Макс почувствовал, будто его ударили ножом в самое сердце, и закрыл глаза, не желая показывать ей свою боль. Когда он открыл глаза, она смотрела ему в лицо.
— Как ты думаешь, у меня еще есть шанс, чтобы ты…
Она положила пальцы ему на губы.
— Не торопись, Макс.
Он поцеловал ее пальцы и слегка улыбнулся:
— Спасибо.
Неужели он не понял?
— Я не сказала «да».
— Ты не сказала «нет», — ответил он и обнял ее.
Был уже почти полдень. Макс доедал свой завтрак. Элизабет сидела напротив него за стеклянным столиком и пила вторую чашку кофе. Оладьи лежали нетронутыми на тарелке. Элизабет съела всего лишь несколько долек апельсина и кусочек тоста.
— Ты собираешься есть бекон? — спросил он.
— А если нет — могу я надеяться, что получу свою одежду обратно?
Макс удивленно взглянул на нее, но тут же рассмеялся, вспомнив о своем обещании.
— Сделка есть сделка.
— Прекрасно, — сказала Элизабет без особого энтузиазма и наколола бекон на вилку с таким выражением лица, будто это был кусок ее собственного тела.
— Отдай его мне, не мучайся.
— Тогда я точно не увижу своей одежды до конца уик-энда. Нет уж, спасибо.
— Да получишь ты свои вещи обратно. Давай сюда эту чертову тарелку.
Она протянула ему остатки своего завтрака.
— Поразительный аппетит, ничего не скажешь.
Он взял тарелку и поставил ее поверх своей.
— Удивляюсь, как это ты не хочешь есть.
— У меня побаливает живот.
Хрустящий ломтик бекона был уже на расстоянии дюйма от его рта, как вдруг Макса осенило, и он спросил:
— Тебя случайно не тошнит?
— Нет, — усмехнулась она, уловив ход его мыслей.
— Ты уверена?
— Это было бы чудом. — Она снова отпила из чашки.
— Иногда может случиться совершенно невообразимое.
— Для тошноты по этой причине еще рано. — Она поставила чашку на блюдце. — Я и к кофе равнодушна. Просто привыкла к нему.
— А ты попробовала бы настоящей еды. И вообще: допустим, ты забеременела утром. Тебе что, наплевать на здоровье ребенка?