— Мне грустно думать, что она не сложилась так, как ты хотела.
— Я не жалуюсь.
— Ты никогда не жаловалась.
Он положил расческу на полочку. Встретившись глазами с Элизабет в зеркале, он замер, очарованный. Ну и как он теперь вернется на свое ранчо в Аризоне без нее? Отныне, глядя в зеркало, он будет видеть ее лицо, и эти глаза уже никогда не оставят его в покое.
Не отрывая взгляда от отражения, он наклонился и поцеловал ее в шею.
— Скажи, кого ты сейчас видишь в зеркале у себя за спиной? — спросил Макс.
По ее губам пробежала удивленная улыбка.
— Тебя, конечно.
Слегка сжав плечи Элизабет, он развернул ее к себе лицом.
— О ком ты думала сегодня ночью, когда занималась любовью?
— О тебе, — ответила она уже не так уверенно.
— Правда обо мне? — он наклонился ближе. — Или ты хотела, чтобы на моем месте был Джонни?
Сомкнув веки, она энергично замотала головой.
— Конечно, нет. — Открыв глаза, она в упор посмотрела на него. — Ты не Джон.
— Я знаю… Извини.
Она дотронулась до его чисто выбритого подбородка.
— Не надо. Ты не можешь его заменить, да я этого и не хочу.
— А как же прошлая ночь? Ты хотела представить себе…
— Что ты Джон? — закончила за него она, начиная понимать, в чем дело. — О, нет. Я и не думала, что ты так это воспримешь… Когда я шла к тебе в комнату, я хотела быть именно с тобой. Я думала доказать тебе, что нас ничего не связывает, кроме воспоминаний о нашей бурной юности. Я притворилась, что мы с тобой на сеновале у тебя на ферме.
Он наклонился, поцеловал ее в губы и приник лбом к ее лбу.
— Это больше, чем просто воспоминания.
— Разве?
Ее неверие было для него хуже острого ножа в сердце. Она не чувствовала связи между ними, но он-то чувствовал! Как доказать ей свою любовь?
Он отступил на шаг.
— Мы никогда не играли в игры друг с другом. Всегда говорили то, что думали. Я хочу сказать, мы с тобой неважные притворщики. Я считал, что ты вообразила, будто я — Джонни. И занимался с тобой любовью в полной темноте, ругая себя последними словами за то, что пошел на поводу у твоих фантазий.
— Ты делал это ради меня? — Она посмотрела на него глазами, полными слез. — Ты принес в жертву свою гордость ради меня…
— Я бы так не сказал, — произнес он, машинально теребя отвороты ее халата. Ему было не по себе в образе героя.
— Ты не Джон, — повторила она.
— Тема закрыта.
Она взяла его за руки.
— И Джон не был тобой. Ты помнишь, каким он был? — Макс старался не смотреть на нее. — У него был тихий голос, и он был очень застенчивый, особенно когда дело касалось девушек. Он хорохорился только в твоем присутствии и хотел быть похожим на тебя. Но со мной… он был очень нежным, и внимательным, и…
— Я не хочу знать подробности ваших взаимоотношений, — резко оборвал ее Макс.
— Пожалуйста, Макс, выслушай меня. Мне надо, чтобы ты понял.
Он подумал о том, какой еще мужчина в состоянии вынести такую боль, и услышал в голове ответ: влюбленный…
Лайза Джейн продолжала взволнованным голосом:
— У Джона перед глазами был печальный пример его отца. Джон видел, как тот жестоко обращался с матерью, и не хотел быть похожим на отца. Всю жизнь он старался быть другим. Его представления о браке были старомодными. Он во многом был старомоден.
— Из твоих слов можно предположить, что он вел себя так и в спальне, — сказал Макс.
— Особенно в спальне. — Элизабет вздохнула. — Кроме того вечера в доме его матери, он ни разу не прикоснулся ко мне до свадьбы. А потом… только в кровати, только под покровом ночи и только завернувшись в одеяло.
— Прямо… тоска зеленая.
Она встрепенулась.
— Это было вовсе не так тоскливо. Уверяю тебя! Но я рассказываю тебе о Джоне затем, чтобы ты выбросил из головы, будто я думала о нем вчера ночью. Вы такие разные. Как…
— …день и ночь, — подсказал он весело. Она кивнула. — И я не собираюсь ждать ночи, чтобы в кровати… под одеялом… снова заняться с тобой любовью. — Он развязал пояс на ее халате и скользнул руками под ткань, обнимая ее за талию.
— Здесь?.. — Элизабет посмотрела вниз на кафельный пол. — В ванной?..
— Прямо здесь и сейчас.
— Мне кажется, мы не…
— Судить здесь буду я. — Он приспустил халат с ее плеч, и тот упал на пол. — Ты такая красивая, — прошептал Макс, склоняясь головой к ее груди.
Элизабет почувствовала его губы на своем соске, кончик языка касался самого чувствительного места. Ощущение было настолько восхитительным, что у нее перехватило дыхание.
Красивая? Неужели он это сказал? Она гладила его волосы. Он приник губами к другой груди. Элизабет в упоении запрокинула голову. Губы Макса скользили все ниже и ниже по ее телу. Он опустился на колени. Макс ласкал ее с уверенностью мужчины, который точно знает, что нужно женщине. Она чувствовала себя на седьмом небе от его поцелуев.
Элизабет вдруг почувствовала, что Макс встал. Слегка приоткрыв глаза, она потянулась к ремню на его брюках. Пряжка никак не поддавалась, и Элизабет проклинала свои неумелые руки.
— Помедленнее, крошка. — Хохотнув, он поцеловал ее в губы, и она тут же забыла обо всем на свете. Потом он обхватил ее и хрипло выдохнул: — Быстрее!
— Медленнее… быстрее! Чего ты хочешь от меня? — спросила она, стягивая с него трусы.
— Вот этого, — нетерпеливо ответил он, подсадил Элизабет на край туалетного столика и овладел ею.
Глава четырнадцатая
— Я думаю, мы перестарались, Макс, — прокричала Элизабет сквозь рев мотора.
Макс рассмеялся и лукаво ей подмигнул:
— Сейчас уже поздно что-либо говорить.
— Я не о том, Макс. — Элизабет кивнула в сторону грузового отсека. Коробки с разными необходимыми при наводнении вещами громоздились до самого потолка, заполняя все свободное от десяти насосов пространство. Десять насосов! Им нужен был всего один. Пораженная щедростью Макса, Элизабет убеждала его, что и пяти достаточно. Но он настоял на десяти, заявив, что даже ста не хватит, чтобы откачать воду из всех домов у реки. Элизабет поправила наушники. — Я говорю об этих десяти насосах, — сказала она наконец.
— Да? — Он подмигнул ей и перевел взгляд на темнеющее грозовое небо впереди. — А я думал о нас с тобой и о сумасшедшем уик-энде, который мы провели вместе. Если бы не наводнение, я бы с удовольствием засел в этом номере на год, никуда не вылезая.
Я тоже, подумала Элизабет.
Мысль была так внезапна, что, испугавшись, Элизабет отвернулась к иллюминатору. Она провела с Максом два дня. Но бал Золушки окончен. Хрустальные туфельки стоптаны. Она взглянула на свои матерчатые теннисные туфли, словно желая воочию убедиться в правоте своих рассуждений. И почувствовала сладкую боль в низу живота, напомнившую о страстных любовных играх. Никогда еще ее не выматывали таким изысканным способом.
— Что молчишь? — спросил он сквозь рев двигателей.
— Просто задумалась.
— Никаких сожалений?
Она посмотрела на него со смущенной улыбкой:
— Нет.
— Прекрасно. У меня тоже.
— Как ни странно, меня это не удивляет. Но постарайся смотреть на меня не так нахально. Особенно при Бернис.
— Она и так обо всем догадается, когда мы приедем домой.
От досады Элизабет застонала и возвела глаза к потолку.
— Между прочим, она не против.
— Что? — Элизабет чуть не подпрыгнула. — Ты говорил с Бернис о нас?
Макс кивнул.
— И что же ты ей сказал?
— Здесь неподходящее место для обсуждения такого вопроса.
— Я увижу Бернис, как только мы приземлимся, и тебе лучше рассказать мне обо всем сейчас. Что ты сказал ей о нас?