– Бакстер не более романтичен, чем акула.
– Как бы ты к нему ни относился, у Нила нет никаких причин желать мне зла, – произнесла Феба, упрямо поджав губы.
– У него есть причины желать зла мне, и у него хватит ума догадаться, что лучше всего это можно сделать через тебя.
– Где доказательства, Габриэль?
– Когда я найду связь между Бакстером и Алисой, появятся и доказательства.
– Габриэль, у тебя просто навязчивая идея, что Бакстер непременно должен оказаться злодеем. Когда ты такой, я готова тебя бояться.
Габриэль постарался обуздать свой гнев и бесконечную тревогу.
– Прости, дорогая, я вовсе не хотел напугать тебя. – Наклонившись, он прижал Фебу к себе. Он заставил ее подняться на ноги и тут же откинул одеяло. – Думаю, нам все-таки нужно поспать. Утром я прикажу Стинтону разыскать эту загадочную Алису.
– А как же я? – спросила Феба, послушно укладываясь в кровать. – Я думала, ты хочешь, чтобы Стинтон повсюду следовал за мной.
– Стинтон не может раздвоиться.
Глаза Фебы радостно вспыхнули.
– Не означает ли это, что ты все-таки согласен поверить мне, а? И ты больше не считаешь, что за мной необходимо постоянно следить?
– Означает, – произнес Габриэль, задув свечку и устраиваясь рядом с Фебой. – Это означает также, что тебе придется завтра провести день дома.
Феба замерла, глаза ее в темноте широко раскрылись.
– Не может быть, милорд! Вы не посмеете просто посадить меня под замок. У меня назначены на завтра дела. Я должна навестить сестру.
– Пусть сестра сама придет навестить тебя. – Габриэль ласково потянулся к ней. – Ты никуда не выйдешь, пока все не уладится.
– Никуда не выйду? Габриэль, ты так не поступишь со мной.
– Поступлю. Я знаю, что ты не умеешь слушаться, тем более своего бедного мужа. Но на сей раз, ради себя самой, тебе придется быть покорной женой. – Он почувствовал, как она словно окаменела, и попытался смягчить голос, стараясь убедить ее:
– Не сердись, моя дорогая, но я не могу больше так рисковать. Ты должна быть дома и выходить только вместе со мной или под присмотром Стинтона.
Феба решительно зашевелилась, пытаясь сесть.
– Милорд, я не позволю вам запереть меня в моем собственном доме!
Габриэль положил руку ей на грудь, чтобы она не могла подняться, а затем улегся сверху, накрывая тело Фебы своим. Феба продолжала отбиваться изо всех сил, пока тяжелая нога не придавила ее бедра. Тогда Габриэль обхватил ладонями разгневанное личико жены.
– Успокойся, Феба, – ласково попросил он. – Это не просто очередное приключение. Ситуация очень опасная. И ты должна довериться мне.
– И ты думаешь, я позволю тебе командовать мной?
– Я твой муж. И разбираюсь в подобных вещах гораздо лучше, чем ты.
Она вызывающе смотрела ему прямо в глаза. Габриэль молча ждал, молясь про себя, чтобы на этот раз она уступила ему.
Но поединок продолжался недолго. Габриэль почувствовал, как Феба расслабилась, и понял, что победил. По крайней мере сейчас. Он с облегчением вздохнул.
– Иногда, милорд, меня крайне раздражает положение замужней женщины, – пробормотала Феба.
– Я знаю, – прошептал Габриэль в ответ. Он понимал, что она наконец сдалась и сожалеет теперь о своей слабости. Лунный свет, проникавший в окно, подчеркивал печальное выражение ее глаз.
Габриэль неожиданно вспомнил, что впервые он увидел Фебу при лунном свете, той ночью, на тропинке посреди леса в Сассексе: он приподнял ее вуаль, увидел потрясенное дерзкое лицо и сразу понял, что хочет обладать этой женщиной. Что-то подсказывало ему, что он ни перед чем не остановится, лишь бы завладеть ею.
Я посмею.
Теперь Феба принадлежит ему. Но она так безрассудна и так уязвима. Он должен защищать ее, сама она не сможет уйти от беды.
«Бог мой, Феба, ты даже не подозреваешь, как много ты для меня значишь. Но я и сам еще не могу этого понять. Знаю одно: она принадлежит мне, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить ее от несчастья».
Губы его коснулись губ Фебы, подчинили их себе, проникли в них, словно желая проникнуть в саму ее душу. Из уст Фебы вырвался тихий стон, и она обхватила руками его шею.
– Что происходит?! Что, черт побери, происходит?! – повторял Энтони.
Схватив со стола бутылку кларета, он трясущейся рукой налил себе полный стакан и снова обернулся к сидевшему напротив него Габриэлю.
– Прошу тебя, потише. – Габриэль быстро огляделся. Было еще рано, и зала пустовала, но все-таки два-три человека находились достаточно близко от них, чтобы разобрать громко сказанное слово. – Я вовсе не хочу, чтобы о моих делах толковал весь свет.