Ну и за долями троероста конечно. Хотя, жизнь свою продлить всё же более ценно. Будет жизнь, будет время на рост. Из Предземья на Землю уплыть всякий хочет. Это здесь у нас старость на пятьдесят первом году начинается, а на Земле этот срок вдвое больше. Детям тамошним везёт с первого дня — у них сто годов есть по праву рождения. Старость только на сто первом придёт, и откладывать её ещё целый век можно будет. У нас снова же дели пополам. Пятьдесят — твои сразу, ещё столько же можешь прибавить. Потом всё — увядание, смерть.
Вот только Единый на то и зовётся в одной из своих ипостасей Спасителем, что каждому шанс дал жить вечно. Добавь к своей полусотне в отмер ещё столько же — и путь дальше открыт. Барьер, что наш пояс от Земли отделяет, пропустит тебя. Возьмёшь двести по сумме годов — здравствуй, Твердь. И так аж до самой Вершины, где уже и до Сердца с бессмертием шаг. Но то уж легенды, а вот Земля точно есть. Оттуда к нам люди бывает заглядывают. Не видел таких сам, но слышал. Вон, те же корабли знаменитые, каким любой зверь морской нипочём, с Земли же приходят за теми, кто во второй пояс готов отправляться. Корабли-то, те точно не сказка.
Пока размышлял, не заметил, как Вея уснула. Сопит, прислонившись к печи. Осторожно, чтобы не разбудить, поднял с её ног голову и тихо отполз. Сейчас чурку подкину, чтоб тлела полночи, и тоже на боковую. С ранья за работу.
Но стоило мне сунуть руку в поленницу, как с улицы прилетел шум — кто-то быстро шагал к нашей хате. Миг — и под громкий стук в дверь проорали:
— Отворяй!
Малышня завозилась на шкурах. Марга у себя на печи престала храпеть и что-то хрипло пробурчала спросонья. Вея вскинулась, начала подниматься. Я же был уже возле двери. Мы в деревне — бесправнее нету. Всякий может вломиться. И попробуй не отворить — войдут силой.
— Что случилось?
Свет луны выдал личность позднего гостя. Вот ведь же! Ещё один рыжий! В этот раз уже самый старший сын старосты — Гравр. Бородатый детина немедля схватил меня правой рукой за грудки и рванул из землянки наружу.
— Ты-то мне и нужен, безродыш. Пойдём. Поймали твоего мурфа.
Злость в голосе спорит с ехидством. Темно, но разглядеть недовольство на роже проблем никаких.
— А что я?
Попробовал вырваться, но мужик держит крепко.
— Пойдём, пойдём. Отца приказ. Для замера ты нужен.
И тут же высунувшейся из двери Вее:
— Спать! Живо!
Какого такого замера? Ничего не понимая, я вприпрыжку скакал за быстро шагающим Гравром, перехватившим меня за запястье. Того муфра поймали? Так здорово же. Там ведь в старом таком, и года небось есть, и долей под десяток. С чего грубо так? Впрочем, мне ли удивляться их грубости?
Впереди, у ворот, огни, шум, суета. Народ с факелами окружил что-то от моего взгляда скрытое. Не иначе убитый зверь там лежит. Вон, Лодмура башка торчит выше всех. А вон и наш староста рядом. К Хвану меня Гравр и тащит.
— А, сиротка пугливый наш прибыл.
Толстяк выхватил меня из лап сына и подтянул поближе.
— Ну иди сюда. Изловили мы кота твоего. Расступитесь-ка, — махнул Хван народу. — А ты прямо стой. Саг, Намай, приложите добычу к малому.
Два окликнутых мужика подхватили с земли что-то тёмное и одним рывком подтащили ко мне тушку муфра. Не тушу, а именно тушку.
Один держит за голову, другой за короткий хвост. Лапы мёртвого зверя безвольно болтаются, достигая земли.
— Ну-ка, смотрим. Говоришь, выше тебя в холке?
Дохлый кот доставал мне едва ли до пояса.
— Это не тот муфр.
Но голос мой недостаточно твёрд. Я уже понял, что спорить здесь бесполезно.
— Тот, трусливая ты сопля. Тот.
Хван придвинулся ближе и, скривившись, окинул меня презрительным взглядом.
— Я тебе обещал спросить строго, ежели за зря напугал? Не обессудь, безродыш. К полудню жду на соборе. И только попробуй сбежать. Плетьми тогда не отделаешься.
Ло
Носитель долго не мог уснуть. Тяжёлые испытания дня, плюс тревожные события вечера — переварить такое неокрепшей детской психике непросто. Кит — а теперь я знаю имя мальчишки — паренёк закалённый. И, что важно вдвойне, весьма сообразительный малый. Как он хитро сымитировал потерю сознания, чтобы его донесли домой. Враги донесли.
Ну, или не враги, а соперники — я ещё не успел разобраться. Пока я не понимаю и половины того, что они говорят, но этой проблеме осталось недолго. К моей великой радости, местный язык очень похож на универсальный галлакт — язык древних. Некий неизвестный мне его диалект. Если парень будет почаще болтать — желательно не с другими детьми — разберусь в нюансах за несколько дней. Словарный запас у этих примитивных людей очень беден.