Потому что теперь я любил ее.
И я не мог сжечь свои гребаные чувства.
Следующая неделя была настоящей пыткой.
Мы с Вероникой не разговаривали. Дети простудились, устали и расстроились. Ксандер раздражал меня по поводу установки стойки бара. У грузовика лопнуло колесо. Утром в пятницу мой отец пожаловался на боли в груди на работе, и я вызвал скорую помощь, а затем поехал за ней в больницу на грузовике. По дороге я позвонил Ксандеру, и он встретил меня там.
Мы сидели в зале ожидания, пили ужасный кофе из картонных стаканчиков и ждали результатов анализов, когда пришла Вероника. Как только двери лифта открылись, она подлетела к нам с мучительным выражением лица. — С ним все в порядке?
— С ним сейчас все в порядке, — сказал я. — Они проводят некоторые тесты.
— О, слава богу. — она положила руку на грудь. — Я была в панике.
— Как ты узнала? — спросил я.
— Ксандер написал мне.
Я посмотрел на брата. — Тебе было не обязательно делать это.
— Я рада, что он это сделал, — сказала Вероника. — Что я могу сделать? Мне не придется забирать детей из лагеря еще пару часов. Ребята, вы голодны? Могу я принести вам немного еды?
— Нет, — сказал я.
— Да, — ответил мой брат, глядя на свою чашку кофе. — Этот кофе отстой. Я бы сейчас отдал правую руку за хорошую темную обжарку.
— Считай, у тебя это уже есть, — сказала она. — Остин?
— Я в порядке. — я продолжал размышлять над своим дерьмовым кофе.
Она постояла там какое-то время, затем развернулась и пошла к лифту. Краем глаза я видел, как она нажала кнопку, села и исчезла за дверью.
Моя нога начала дергаться, ожидая, что мой брат начнет меня атаковать. Его молчание сводило меня с ума. Наконец я сломался.
— Просто скажи это, — отрезал я.
— Что сказать?
— Что я чертов идиот. Я знаю, что ты думаешь об этом.
— Кажется, мне не нужно этого говорить.
— Ну, ты ошибаешься. Я просил ее остаться, но она мне отказала.
Он посмотрел на меня. — Ты просил ее остаться?
— Да, — отрезал я.
— И она сказала «нет»? — удивление Ксандера было очевидным.
— Именно. Так что ты можешь перестать быть таким самодовольным — ты был неправ.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что, поскольку я открываю собственный бизнес, мне понадобится няня на время учебного года.
Ксандер опустил голову. — Иисус. Конечно, ты это сделал.
— Послушай, она сказала, что ищет причину остаться, я дал ей одну, но это было недостаточно хорошо. — я сделал еще один глоток водянистого мусора из чашки и поморщился. — Ебать. Это очень плохо.
— Надо было сказать ей, чтобы она купила тебе что-нибудь получше.
— Я не хочу ее ни о чем просить, ясно? Она отвергла меня.
— Она не отвергла тебя. Она отклонила твое дурацкое предложение о работе.
— Меня устраивает, — горько сказал я.
— Нет, это не так. Ты слишком упрям, чтобы сказать то, что должен сказать, чтобы она передумала. — он покачал головой. — Как обычно, ты стоишь на своем пути к счастью. Так какое же оправдание на этот раз?
Я не ответил. Вместо этого встал и подошел к мусорному баку, чтобы выбросить кофе. А когда вернулся на свое место, он снова завелся.
— Я не говорю, что это легко. Потому что сам не знаю, каково это быть влюбленным.
— Это какая-то ерунда, — сказал я. — Помнишь, когда в меня попали по лицу тем тросом, которым ты ударил, и мой глаз был черным и синим, опух и закрылся, щека раздулась, и я не мог ни есть, ни говорить, ни спать, ни даже дышать, верно?
— Ага.
— Это хуже. Не могу дождаться, когда это закончится.
— И ты думаешь, что это закончится, когда она уйдет?
— Так чертовски лучше. — но я знал, что даже когда не мог видеть ее каждый день, я был только еще несчастнее.
В этот момент Вероника снова вышла из лифта с держателем напитков в одной руке и белым пакетом в другой. Мы с Ксандером оба встали, когда она приблизилась.
— Я принесла вам обоим большой кофе темной прожарки, — сказала она. — Остин, вот этот, с буквой «О», твой — в нем немного миндального молока. А в этой сумке пара бутербродов с яйцом. Это все, что у них было в кафе внизу.
— Прекрасно, — сказал Ксандер, взяв чашку с буквой «К» и пакет с сэндвичами, прежде чем снова сесть. — Ты святая.
Она протянула мне вторую чашку.
— Спасибо, — сухо пробормотал я.
— Пожалуйста. Ты дашь мне знать о Джордже?
— Да.
— Хорошо. — Она повернулась, чтобы уйти, но внезапно развернулась и обняла меня. — Все будет хорошо, — прошептала она.
Я закрыл глаза и прижал ее к себе, вдыхая сладкий аромат ее волос. Она слишком быстро отпустила руку и, не сказав больше ничего, поспешила к лифту и вошла. Когда двери закрылись, я увидел, как она вытирает глаза.
Я стоял там какое-то время, мое сердце говорило мне бежать за ней, мои ноги отказывались сдвинуться с места.
— Я хочу сказать еще кое-что, — произнес Ксандер.
Сев рядом с ним, полагая, что он снова собирается меня оскорбить. — Если ты собираешься обзывать меня, отвали.
— Я не собирался никак тебя обзывать. Я просто хотел напомнить тебе, что сказал бы папа, если бы он был здесь — такое случается только один раз.
Папу оставили на ночь для наблюдения и выписали уже в субботу с парой новых лекарств и рекомендацией не напрягаться. Мы с Ксандером по очереди оставались с ним в течение следующих нескольких дней, а в четверг вечером Вероника с детьми приехала, чтобы побыть с ним немного, пока мы с Ксандером привезли новую барную стойку в его бар.
Установив ее, мы, отойдя в сторону, стояли и любовались тем, как она выглядит. Мне нужно было признать, что Ксандер был прав — это было идеально.