— Исключено.
— “Исключено”! — передразнил Канарис. — Я читаю: “Бретмюллер лежит пластом, как покойник”. А он бьет стекла и врывается в комнату!
— И это уже во второй раз. — Абст помолчал. — Говоря по совести, я теряюсь в догадках. Странно, очень странно. Впрочем, причины выяснятся.
— Когда же?
— Скоро… — уклончиво сказал Абст. — Но вот мы и пришли!
Луч фонарика уперся в серую бетонную стену, обшарил ее, скользнул в сторону и задержался на широкой двустворчатой двери с пандусом — в такие можно ввозить коляски с больными.
— Кто? — спросили из темноты.
Абст молча направил фонарик на себя — осветил грудь, плечи, лицо.
— Проходите, — сказал голос.
Посетители приблизились к двери. Абст коснулся кнопки звонка. Дверь отворилась.
Они проследовали по коридору, миновали еще одну дверь и оказались в небольшой комнате.
Бретмюллер, связанный, точнее, запеленатый широкой брезентовой лентой, лежал вверх лицом на низком клеенчатом топчане, который занимал всю противоположную стену комнаты.
Его заросший подбородок был вздернут, челюсти плотно сжаты; широко раскрытые глаза, не отрываясь, глядели в какую-то точку на потолке.
— В сознании? — Канарис нерешительно остановился посреди комнаты.
Абст покачал головой. Подойдя к Бретмюллеру, открыл ему глаза ладонью и отвел руку. Больной не реагировал.
— В седьмую, — приказал Абст служителю, молча стоявшему у двери.
— Приготовьте все, как обычно. Полный комплект. Не забудьте кофе и сигареты.
— Он будет есть? — спросит Канарис.
— Полагаю, нет. — Абст скривил губы. — Однако так надо…
Он провел Канариса в уютную комнату с мягкой постелью и креслом у большого окна. Чуть пахло дымом: один из служителей возился у камина, разжигая огонь.
В коридоре раздались шаги. Четверо санитаров внесли больного, уложили в постель и удалились.
Вошла женщина. Канарис кивнул ей. Та поклонилась.
— Забинтуйте ему руки, — распорядился Абст.
— И голову? — спросила женщина, оглядев грязную, сбившуюся набок повязку на лбу Бретмюллера.
— Только руки! — Абст нетерпеливо облизнул губы. — Руки он увидит, голову — нет. Приступайте!
Лицо женщины порозовело. Она ловко обмотала бинтами обезображенные, в запекшейся крови кисти больного. Абст шагнул к столику с инструментами, достал из кармана коробочку ампул, отломил у одной из них кончик и втянул содержимое ампулы в шприц. Помощница обнажила и протерла спиртом плечо Бретмюллера.
Абст мастерски сделал укол.
Когда он повторил инъекцию, введя моряку еще одну дозу, у женщины дрогнули губы. Она взяла вату, чтобы протереть место укола, но Абст вынул из коробочки третью ампулу.
— Девятьсот тысяч! — пробормотала она.
Вместо ответа Абст вновь вонзил иглу шприца в руку пациента.
Служитель убрал столик с медицинскими инструментами, вкатил другой. На нем уместились тарелки с обедом, бутылка какой-то воды, высокая вазочка с подрагивающим апельсиновым желе.
Не прошло и десяти минут, как дыхание больного замедлилось, стало ровнее, глубже. Его губы разжались, на лице проступил слабый румянец.
— Время! — скомандовал Абст. Он повернулся к Канарису: — Действие препарата началось. Сегодня все будет быстрее. Хочу еще раз напомнить: осторожность!
Женщина быстро распеленала Бретмюллера. Брезентовые ленты были сняты и вынесены в коридор.
Абст облачился в белый халат и шапочку.
Выражение глаз Бретмюллера постепенно менялось. Вот он повернул голову и оглядел комнату. Увидев Абста, сделал попытку подняться.
Служители помогли ему сесть, под спину подложили подушки. Затем они вышли.
Абст приблизился к больному, взял его руку.
— Сегодня вы выглядите молодцом, — сказал он. — Пульс почти в норме. Словом, наши дела продвигаются. Скоро вы будете на ногах.
— Но я совсем ослаб, — проговорил больной. — Кружится голова, все плывет перед глазами. Нет, нет, не уверяйте меня — я чувствую, мне хуже.
— Пустяки. — Абст ободряюще улыбнулся. — Заверяю, что самое трудное позади. Лечение идет успешно. И вот доказательство: я привез вам гостя.
— Я узнал господина адмирала Канариса, — безучастно сказал Бретмюллер. — Адмирал желает допросить меня? Я готов сказать все, что знаю.
— Отлично! Вы продолжите свой рассказ, вам зададут вопросы. Но сперва следует пообедать.
Бретмюллер покачал головой.
— Не могу, — прошептал он. — Меня мутит при одном виде пищи. Я не буду есть.
— Хорошо, подкрепитесь позже. Не желаете ли сигарету? Тоже нет? Очень жаль. Я принес вам египетские сигареты, самые лучшие. Курите, сегодня можно!
Бретмюллер вновь покачал головой. Абст выкатил столик с едой и вернулся.
— Приступаем, — сказал он. — Итак, вы всплыли в гроте. Что случилось в дальнейшем? Не торопитесь, подробнее опишите грот.
— Да, грот… — Бретмюллер поморщился, хотел было поднести руки к голове и обнаружил, что они забинтованы. — Что это? Что с моими руками.
— А вы ничего не помните? — небрежно спросил Абст.
На лице больного отразилось усилие мысли. Но вот Бретмюллер вздохнул, устало качнул головой.
— Не помню, — проговорил он. — Обрывки каких-то кошмаров. Будто бежал, бил обо что-то руками, рвался… Нет, ничего не могу связать. Что же со мной случилось? Неужели снова буйствовал?
— У вас был кризис. Вы пытались разбить кулаками вот эту стену. К счастью, кризис миновал. Поэтому-то вы так слабы. Это естественно: организм изо всех сил боролся со страшным недугом. Боролся и победил!
— Значит, я буду жить?
— Разумеется, — бодро сказал Абст. — Но начинайте свой рассказ. Господин Канарис очень занят, он должен спешить в Берлин.
— Мне трудно. — Бретмюллер сделал длинную паузу. — Очень хочется спать…
Абст встал. Он был встревожен. Поймав на себе взгляд Канариса, едва заметно кивнул. Это означало: “Торопитесь!”
— Вам удалось осветить грот? — быстро спросил Канарис. — Как он выглядит?
— Мы применили переносный прожектор.
— Как он выглядит? — повторил Канарис. — Грот велик? Какой высоты своды? Есть ли расщелины в стенах, пустоты, туннели?
— Грот колоссален. Своды теряются в темноте. Оттуда свисают сталактиты. Их множество. С некоторых стекает влага.
— Стены грота отвесны?
— Кое-где они спускаются к воде полого. Будто откосы.
— Так что из воды можно выйти?
— Да. Там, по крайней мере, два таких места. Мы и воспользовались ими. Я излазил все вокруг — искал выход из подземелья. Поиски продолжались более суток. Было обнаружено много больших полостей в стенах, своего рода пещер в пещере.
— Есть и сквозные?
— Пещер много, но сквозных не нашел. Полость наглухо закупорена.
— Как же вы оказались на воле?
— Выплыл через тот самый подводный туннель. У меня был аварийно-спасательный респиратор.
— А с какой стороны он начинается?
— Туннель?
— Да. Откуда вход в грот?
— С зюйда.
— То есть с противоположной стороны… Я хочу сказать: база находится к норду от скалы?
— Да. — Бретмюллер помолчал, как бы собираясь с мыслями. — Теперь я должен рассказать и о другом… Господин адмирал, что вам известно об американском воздушном лайнере “Спид”, который двадцать седьмого октября прошлого года вылетел из Пирл-Харбора в Калифорнию? Вылетел и не прибыл к месту назначения…
Канарис вздрогнул, рывком наклонился к больному.
— Боже милостивый, — проговорил он хриплым от волнения голосом, — каким образом узнали вы об этой машине?.. Вы были в океане, за тысячи миль от базы, с молчащей радиостанцией. Да отвечайте же, Бретмюллер!
— Я не мог пользоваться передатчиком, это так. Но никто не запретил мне слушать эфир.
— Чепуха, — вскричал Канарис, — в эфире о самолете не было сказано ни слова!
— Я слышал голос самого “Спида”.
— Но каким образом? Да не тяните, Бретмюллер, скорее выкладывайте все!