— Рутгерс! — закричал Прайс. — Воды!
Персивант выбежал из комнаты, оставив дверь открытой. Прайс помогал тушить пламя, Уиллоби сидел на корточках, плакал и ныл, Потному удалось найти тряпку, поднять клеймо и, не зная, что с ним делать, он отнёс прут обратно к очагу, а тем временем дым от обугленного тростника устремился к волшебным кораблям на разрисованном потолке.
— Вы что, хотите поджечь дворец её величества? — раздался голос в дверях.
Там с удивленным выражением лица стоял высокий и мрачный тип.
— Недоразумение, сэр Леонард, — резко ответил Прайс, — недоразумение.
— Её величество будет недовольна вашим недоразумением, мистер Прайс. Дворцы немало стоят!
— Это было недоразумение! — смущенно выпалил Прайс.
Просто, но элегантно одетый незнакомец с цепью на шее вошёл в комнату и махнул рукой, разгоняя дым.
— Какие же вы, персиванты, неловкие. Это вы так очищаетесь от грехов?
— Огонь потушен, сэр Леонард, — сказал Прайс.
— О, я вижу, у вас гость, — сказал сэр Леонард, нахмурившись при виде раны на моей руке. — Почему мне не сообщили?
— Наша работа, — сказал Прайс, призвав своё достоинство, — защищать её королевское величество от мятежа.
— Сжигая её дворец? Её королевское величество, мистер Прайс, будет под защитой, если сообщить стражникам, что вы приютили во дворце незнакомцев на ночь. Ведь уже наступил комендантский, верно?
Рутгерс бросился мимо сэра Леонарда с ведром воды, но огонь уже потушили, хотя почерневший тростник ещё дымился. Моя рука пульсировала от боли. Кожа почернела и покраснела, кровь запеклась. Прайса и его людей явно смутило прибытие сэра Леонарда, поэтому я рискнул подойти к стулу, куда бросил свой плащ. Я вздрогнул от боли, накидывая его на плечи.
— Стой! — проворчал Прайс.
— Что у вас за дела с этим человеком? — спросил сэр Леонард.
— Наши дела закончены, — угрюмо сказал Прайс. Горящий тростник и презрение сэра Леонарда испортили ему вечер. — Через три дня! — проревел он. — Принесёшь мне книгу и бумаги через три дня. Иначе тебя повесят!
— Нет, сначала я его убью! — заскулил Саймон Уиллоби, по-прежнему держа обожженную руку между ног. — Я хочу убить его прежде, чем его повесят!
Прайс пропустил это заявление мимо ушей.
— Рутгерс, Карсон! Ведите мерзавца на улицу.
Я схватил шляпу де Валля и пошёл к двери, которую сэр Леонард — очевидно, работающий во дворце, учтиво для меня открыл. Было заметно, что ему не нравится Джордж Прайс, а Поросёнок Прайс боится сэра Леонарда, холодно кивнувшего в ответ на мой поклон. Рутгерс схватил мою раненую руку, и я чуть не задохнулся от боли. Потом он проводил меня во двор.
— Три дня, — буркнул он.
— Я слышал, — ответил я и осмелился задать вопрос: — Кто эти близнецы?
Я думал, что никто не ответит, а потом Карсон хрипло рассмеялся.
— Его племянники.
— И редкостные сволочи, — пробурчал Рутгерс себе под нос.
Они проводили меня тем же путём, что мы пришли, открыли дверцу в огромных воротах и вытолкнули меня на улицу.
— Три дня! — прокричал вслед Карсон.
Через три дня меня повесят.
Подморозило. Стояла тихая ночь, подёрнутая инеем. Снег искрился в свете фонаря, изо рта шёл пар. Плащ был толстым, но буквально через мгновение я уже продрог. Лишь рана на руке горела, жгла и пульсировала. Я наклонился, подхватил горстку снега и приложил к ожогу, и это помогло, боль притупилась.
Я побрёл прочь от ворот, подумывая вернуться домой, но умер бы от холода, так и не добравшись до Шордича. Я нуждался в убежище, но ночью в такой час таверны в Уайтхолле накрепко закрыты, не мерцало ни одного фонаря. Я прошёл по Чаринг-Кросс, снег скрипел под башмаками, когда я двинулся на восток в направлении Стрэнда. Я готов был зарыдать от боли и холода. Я подумал, что смогу найти паперть, где в холодные ночи укрываются нищие. Потом я увидел отсвет костра в переулке с правой стороны. Проулок между высокими каменными стенами привёл к реке и к лестнице Йорка, а свет исходил от жаровни сторожа.
В конце переулка я увидел заледеневшую реку и длинный деревянный причал. К нему были пришвартованы несколько вмёрзших в лёд лодок, а на берегу, наверху лестницы, стояла небольшая деревянная хижина, одной стороной обращённая к Темзе. Там сидели два человека, греясь от горящих углей в железной корзине. Таких людей нанимали лодочники на Темзе для охраны лодок по ночам, и выйдя из переулка, я услышал щелчок взводимого пистолета.
— Хочешь попортить мордашку, сынок? — спросил кто-то.
— Бога ради, пощадите! — отозвался я.
— Отвали, сынок.
Я увидел, направленный на меня пистолет.
— Я друг Джо Лестера, — произнёс я в приступе внезапного вдохновения.
— Джо?
— Который живёт вон там, — сказал я, указывая на южный берег реки.
— Кто у него гребец? — с подозрением спросил второй сторож.
— Том,— ответил я, — и у него есть сын Нед и дочь Сильвия. Во имя Господа, я окоченел.
Пистолет опустился.
— Бери стул, — нехотя сказал первый сторож. — Откуда ты знаешь Джо?
Я подвинул стул поближе к жаровне и почувствовал благословенное тепло.
— Я человек лорда Хансдона, — объяснил я, хотя произнёс это так, будто я, скорее, родственник лорда-камергера, а не один из его актёров.
— Поэтому я знаю Сильвию и Неда.
— Сильвия симпатичная, — сказал первый сторож и положил пистолет рядом с собой на скамейку. Он смотрел, как я дрожу. — Так чем ты промышляешь в эту богом забытую ночь?
Я не хотел упоминать про персивантов, потому что это могло вызвать подозрения, а эти люди должны мне доверять. — Я проводил кое с кем время, — сказал я, стуча зубами, и указал на Вестминстер. — А потом вернулся её муж.
Они засмеялись.
— Это будет тебе хорошим уроком, сынок. Не забавляйся с чужими жёнами морозными ночами.
— А теперь её греет муж, — сказал второй, — а не ты!
— Милостивый Боже, — произнёс я с облегчением, потому что тепло наконец начало проникать в мои косточки. Я нашёл в кошельке шиллинг и положил его на скамейку рядом с пистолетом. — В благодарность за вашу доброту, — объяснил я. Это был экстравагантный жест, и я вряд ли мог себе такое позволить, но заплатил бы и в двадцать раз больше за возможность избежать этого жуткого холода.
— Располагайся сынок, располагайся.
Так я и поступил.
***
— Масло, — сказала Сильвия.
— Ой!
— Не будь таким ребёнком, не опускай руку. — Она осмотрела покрытую коркой рану на моём предплечье. — Почему он поставил на твоей руке букву «д»?
— Это П.
— Нет, это Д. Д — Дудка. Смотри!
Я взглянул, и она оказалась права. То ли Потный нажал недостаточно сильно, то ли Саймон Уиллоби выхватил клеймо до того, как тот закончил работу, но я увидел перекладину у буквы внизу.
— Д — дурак, — сказал я.
— Ты не дурак, не больше, чем любой молодой человек. Держи ровно. Масло. — Она нанесла пригоршню масла на мою руку. — Оно поможет. Масло помогает от ожогов.
— Матушка всегда полагалась на листья щавеля.
— Она из Стратфорда. Что они там понимают в Стратфорде? Не дергай рукой. — Она взяла полоску льна, чтобы перевязать мою руку. — Так что же произошло?
Убежище на берегу Темзы я покинул когда колокола возвестили о конце комендантского часа. По-прежнему было холодно, но когда я шёл по Стрэнду, встающее солнце создавало иллюзию тепла. Я вошёл в город через Людгейт и повернул к особняку лорда-камергера. На сей раз стражники меня узнали и кивнули в знак приветствия. К моему облегчению в большом зале ещё горел камин, и я подбросил в него дров, присел в тепле и стал ждать, пока прекратится дрожь. Никто из труппы ещё не пришел, и не придёт ещё по меньшей мере час. Я ждал, и пока я ждал, меня нашла Сильвия.
— Щебень сообщил, что ты пришёл, — объяснила она.
— Щебень?
— Тощий стражник. Который с бородавками на носу. Боже всемогущий, что у тебя с рукой?
Десять минут спустя она завязывала повязку.