Кемп был в буйволиной коже, шерстяных клетчатых штанах, простой шляпе и в хорошем настроении.
— Продолжайте двигаться, господа! — призвал он. — Продолжайте двигаться!
Никто не слушал. Кемп по правде и не ждал, что кто-то будет слушать.
Мой брат повернулся спиной к труппе и перекрестился.
— Мне нужно отлить, — сказал Томас Поуп.
Ричард Бёрбедж вытащил свой меч и поцеловал клинок.
А я вышел через дверь буфетного коридора и поднялся по лестнице. На мне был зелёный плащ цвета гусиного помёта, грубые штаны и шерстяной берет. Длинные волосы исчезли. Джин с Сильвией отрезали их со смехом и подровняли оставшиеся.
— В Олд-Чендж есть изготовитель париков, который щедро за них заплатит, — сказала Джин, аккуратно складывая длинные пряди на кусок ткани.
— Сколько я получу? — спросил я.
— Ты? Ты не получишь ни пенни! Сильвия получит несколько шиллингов. Ты — нет!
— Господи боже, — произнесла Сильвия, стоя сзади и рассматривая меня. — Он выглядит на десять лет старше!
Вначале короткие волосы казались странными. Отец Лоуренс, глядя на, них улыбнулся.
— Наконец-то мужчина, Ричард? — сказал он.
Я стал мужчиной и, забравшись на галерею менестрелей, ждал, когда свадьба наконец-то закончится и гости выйдут из часовни. На галерее находился Фил с пятью музыкантами. Увидев меня, друг Фила Роберт поднял свой крумхорн в приветствии.
— Короткие волосы, — удивлённо сказал он.
— Я повзрослел, — ответил я.
— Это Ричард? — Фил притворился, что меня не узнаёт. — Мне кажется, я не видел тебя без юбки! — сказал он со странным присвистом.
— Что случилось с твоим голосом? — спросил я.
— Мне вчера вырвали два зуба.
— Сколько это стоило?
— Четыре пенса каждый.
— Боже, — сказал я, — я бы выбил все за так!
Он засмеялся и ударил пальцами по струнам лютни.
— Почему мы задерживаемся?
— Наверное, потому что свадьба ещё не закончилась.
Я облокотился на балюстраду. На столах горели свечи, сверкало серебро, и ярко горел огонь. Помост королевы с высоко установленным троном и отдельным столом был накрыт ярко-красным навесом. Близился вечер, небо за эркерным окном уже потемнело.
— У тебя фингал под глазом, — сказал Фил.
— Да.
— Я бы сделал это за так, — произнёс он, и я засмеялся.
Вместо него это сделал сэр Годфри.
— Приступим, — сказал мой брат, но пару секунд никто не двигался.
Сэр Годфри попытался возмутиться, но мой брат не обратил на него внимания и обнажил меч. Все застыли — возможно, никто не верил, что прольётся кровь.
— Это какая-то ошибка... — нервно сказал сэр Годфри.
Рыбоед рявкнул сэру Годфри, чтобы тот заткнулся.
— Мы служим королеве! — сказал он вызывающе.
— Нет, не служите, — спокойно сказал мой брат.
— И к полудню вас посадят в Маршалси, — закончил Потный за своего брата-близнеца.
— В эту минуту, — сказал мой брат, всё ещё очень спокойно, — лорд-камергер говорит с её величеством. К полудню вы обнаружите, что уже не на службе.
И с этими словами он ударил Рыбоеда в живот.
Это был мощный удар. Мой брат не такой здоровенный, как Уилл Кемп, и не такой проворный, как Ричард Бёрбедж, но силен и беспощаден. Я вспомнил, как он дрался с Диком Куини, когда обоим было по шестнадцать, и избил Куини в кровь, хотя тот был на голову выше моего брата. Рыбоед попытался ударить в ответ, но брат отбил удар и боднул головой Рыбоеда, который заскулил и потянулся к кинжалу. Мой брат схватил его за руку и вывернул палец. Рыбоед снова взвизгнул, раздался хруст, и крик стал ещё громче. Потный бросился через комнату, чтобы помочь брату-близнецу, и тогда все остальные тоже бросились в драку.
Сэр Годфри встал и попытался протиснуться мимо меня, но я оттолкнул его, и он врезал мне кулаком в левый глаз. Боль меня разозлила. И тут как будто прорвало все семь лет гнева, я пнул его между ног, а потом коленом в лицо. Хрустнул сломанный нос. Я схватил его за длинные чёрные волосы, сбросив шляпу, прижал его голову к стене и колошматил кулаком по морде до боли в суставах, пока она не превратилось в кровавое месиво.
Всё закончилось очень быстро. Потный вступил в драку, но Уилл Кемп был быстрее, выше и сильнее, и через мгновение Потный стал Окровавленным.
— Это не мы! — умолял сэр Годфри кровоточащими губами. Он стоял на коленях, кровь текла из его носа. — Это Фрэнсис Лэнгли. Спроси у него!
— Спрошу, — уверил мой брат и врезал сэру Годфри в ухо. — А что касается тебя... — он переступил через Рыбоеда и двинулся на скулящего Саймона Уиллоби.
— Он мой, Уилл, — сказал Джон Хемингс.
— Оставь его мне, — потребовал Уилл Кемп.
— Нет, он мой! — настаивал Хемингс.
Окровавленный пытался оттащить Джона Хемингса от Саймона, но Алан Раст и Ричард Бёрбедж схватили его и швырнули к стене.
— Лорд-камергер, — сказал Алан Раст, — тобой недоволен. Он шлёт тебе приветствие, — и он двинул кулаком ему под рёбра, — и просит не красть у нашей труппы. — Он снова двинул кулаком, а в третий раз ударил в уже сломанный нос.
Ричард Бёрбедж и Генри Конделл, чувствуя себя обделенными вниманием, убеждали Рыбоеда не помогать второму близнецу, беспощадно избивая его, а мой брат смотрел на сэра Годфри, лежащего на полу, закрыв голову руками.
— Мы люди лорда-камергера, — ревел мой брат на скорчившегося священника, — и не суйтесь на нашу сцену!
— Нет! — завопил Саймон Уиллоби.
Мы оглянулись и увидели, что мальчишка на полу, над ним стоит Хемингс с ножом.
— Никаких убийств, — сказал мой брат.
— Нет! — опять завопил Саймон, потому что Хемингс стащил с парня шляпу и распустил его длинные золотистые волосы.
Хемингс одной рукой схватился за волосы и потянул вверх.
— Изготовители париков неплохо платят за золотые волосы, — сказал он.
— Нет!
— Хватит ныть, — сказал Хемингс и ударил мальчишку тяжёлой рукояткой ножа. Потом он начал отрезать волосы у корней, грубо орудуя ножом, порезав кожу на голове Саймона.
— Ты больше не ученик, — сказал он и засмеялся над месивом, в которое превратил голову Саймона. — Мы квиты?
Мой брат оглядел переполненную комнату, где лежали в крови четверо избитых мужчин.
— Мы квиты, — сказал он, поднимая книгу и пьесу, — отличная утренняя работа, господа.
По пути в Эддл-Хилл мы смеялись. Кемп обнял моего брата за плечо.
— Хороший ты человек, Уилл! — громогласно объявил он. — Хороший человек!
— Несмотря на Питера? — спросил брат.
— Возможно, это и маленькая роль, — сказал Кемп, — но я что-нибудь придумаю.
— Тогда давайте сделаем что-нибудь из сегодняшней пьесы, — сказал брат.
И мы сделали. Последняя репетиция, казалось, была наполнена энергией драки, энтузиазмом, смехом, который эхом отдавался на Эддл-Хилл. Мы люди лорда-камергера, и никто не смеет изгадить наше представление.
В большой зал прибыли первые гости. Они приходили маленькими группами, разодетые в шелка, атлас и меха, смеялись и болтали, с облегчением покинув часовню, где, очевидно, замёрзли, потому что всех тянуло к широкому очагу. Я глядел вниз с галереи менестрелей, рассматривая шляпы с перьями и усыпанные драгоценностями диадемы. Уолтер Харрисон, великолепный в чёрном одеянии дворецкого с золотой цепью, хлопнул в ладоши, вызывая слуг.
— Вина гостям, — сказал он, — немедленно!
— О господи, — произнес Фил, — пьяная публика. С тем же успехом можно снова сыграть для них «Прекрасную Эм».
Уолтер Харрисон повернулся и посмотрел на галерею.
— Музыку, — крикнул он, — давайте музыку.
— Пусть будут музыканты, — сказал я и резко дернулся от хлопка по спине со стороны Фила.
Я спустился вниз.
— Теперь уже недолго, — сказал брат, когда я снова вошёл в артистическую.
— Господи боже, — молился Джордж Брайан.
— Не в добрый час я при сиянье лунном надменную Титанию встречаю! — снова и снова бормотал Джон Хемингс, прерываясь лишь, чтобы поцеловать заячью лапку, болтавшуюся на серебряной цепочке на шее.