К расстояниям любовь относилась с прохладцей. Она начинала кашлять, чихать. Ей нездоровилось, и часто кружилась голова, а потом она начинала охать, что еще немного, и она начнет кружиться совсем от других мужчин.
На душе у нее было неприятно, будто кошки скребли… новые обои. Шила не любила длинные телефонные разговоры, но еще больше она не любила длинные безответные гудки. Мои гудки. Я знал, что ей постоянно нужна была связь со мной, ей необходим был мой голос, вплетенный в нее, как ленточка в косу. Я и сам в нем нуждался. Хотя мог логически переживать молчание трубки, представляя, как абонент прогуливается на свободе вдоль колючей проволоки по ту сторону зоны. Она — нет, она начинала набирать снова и снова, и так сто пятьдесят раз подряд, пока не дозвонится. Затем она, как котенок, долго гоняла по полу клубок своих проблем. То отпуская его, а потом снова нагоняя и набрасываясь жадно, как на добычу, снова путаясь и отбегая. Как обычно, тем самым сильным полом был я.
— Почему ты не брал трубку?
— У меня же занятия.
— Стюардессы, понимаю, короткие юбки, длинные ресницы, пронзительные взгляды.
— Да, и шампанское, как Vip-у.
— Очень важная персона, — расшифровала аббревиатуру жена. — Я злая, но мне тебя не хватало.
— У тебя раздвоение личности.
— Нет, раздвоение — это другое.
— Какое?
— Я тебе скажу про раздвоение личности: это когда часть тебя хочет спать, а вторая переспать.
— В любом случае, — рассмеялся я, принимая вчерашние извинения жены, когда я пытался привести в чувства ее прелести, но взять их в аренду у засыпающего тела не получилось, — береги свои нервы, не на чем потом будет играть. Нервная система — самая важная из всех поставленных человеку Всевышним.
— А как же внутренней секреции? — на глазах раздобрела сердитость жены, став толстой, ленивой и сонной.
— Это секретная информация, — улыбался я в трубку.
— Хватит паясничать, я все еще зла. Я не хочу ничего беречь, я живу один раз. Посмотри, сколько раз я тебе звонила.
— Двадцать один. Очко.
— У тебя не нервы, а стальные канаты.
— Нет, у меня струны. Шесть струн, как чувств у гитары, — механически посмотрел я на пальцы и вспомнил, как мучил бедный инструмент в детстве, но дальше шести аккордов дело не пошло, хотя мозоли на подушечках пальцев от баре, частушек и лестницы имели место.
— В таком случае у меня их осталось три, как у балалайки.
— Как мало.
— Зато эффективно, буду тренькать тебе, пока не ответишь.
— Чувствую, дело пахнет испанским воротником.
— Успокойся, марьячи, сейчас это не в моде, сейчас не дерутся за дам, как раньше, не поют им серенады, не лезут из-за них на рожон.
— Да, черт, как скучно мы живем. С этим надо что-то делать.
— Даже к скуке у него был деловой подход, — иронизировала жена. Это был хороший признак, признак предмета любви. — Чем займемся сегодня?
— Любовью, давай тупо займемся любовью.
— Мне нравится ход ваших сперматозоидов.
Самое сильное признание — без слов… Все решают оголенные части тела, словно провода, по которым течет ток. Чувствую, как во мне просыпается высоковольтный столб. Шила хотела, чтобы ее ударило током немедленно. Я поспешил домой.
Она обнаженная лежала, словно закладка в раскрытой книге дивана. Я не знал, когда дочитаю этот роман. Нет, не то чтобы роман был не интересен, просто хотелось читать бесконечно долго.
— Ты опять ушел в себя? Давай возвращайся, а то мне скучно. Слышишь? — гладила собаку, сидя у телевизора, Шила.
— Меня отстранили от полетов.
— Ты шутишь?
— Вроде того, но почему-то не смешно.
— Я не понимаю. За что?
— По состоянию здоровья. Назначили комиссию на проверку моего психического состояния.
— Это какой-то абсурд.
Чувствуя, что ее как-то резко перестали гладить, собака тревожно подняла морду, будто и ей тоже не верилось в сказанное. Новость зависла в воздухе, она заполнила комнату и вытеснила из нее напрочь то уютное состояние дома, к которому стремится каждая семья. Джек всегда чувствовал, если что-то в доме было не так. Эти чувства начинали его переполнять, будто у тех был свой пузырь, который давил и выдавливал его из квартиры на волю, на свежий воздух два раза в день. Джек посмотрел на меня, потом навел морду на Шилу, облизнулся и тявкнул, призывая ее сделать хоть что-нибудь. Жена встала, сделала круг по комнате, затем вышла на кухню, вернулась с двумя бокалами и бутылкой виски.
— Это надолго?
— Думаю, что нет.
— Не переживай, — налила она полстакана мне и себе несколько капель.