— Не переживу, — улыбнулся через силу Артур, поднял стекло и посмотрел через него. Мир преломлялся.
Меня отстранили сроком на два года. Вроде как выбросили в открытый космос. Некоторое время я бродил в пространстве от кухни до спальни, пытаясь найти себе новое место. Место мне нашла моя же авиакомпания. Предложили преподавать технику безопасности бортпроводникам. Я спустился с высот на землю, чтобы встроиться в ритм другой, на вид такой знакомой мне жизни. Никогда не думал, что это будет стоить мне такого труда. Будто здесь действовали другие законы гравитации. «Безумцы, как они здесь живут?» Люди делились на тех, что испытывали притяжение земли, меня же, наоборот испытывало это самое притяжение, я относился к тем, кто жил притяжением неба. Тело мое бродило здесь, исполняя несложные функции Homo sapiensa, а разум витал там, в облаках. Шила держала его на ниточке, как воздушного змея, пытаясь поймать ветер, чтобы не потерять то общее, что нас связывало, чтобы жить дальше.
Я прошел медкомиссию. Ничего предосудительного в моей психике не нашли, но, решив подстраховаться, назначили какое-то профилактическое лечение с обязательным посещением психотерапевта. Постепенно все сглаживалось, как у тех фигурок из дерева, что я точил и лакировал, придавая им вид земных существ.
Лестница наших отношений с Шилой была крута, она закручивалась винтом, ее штопор заходил все глубже в пробку быта. Откупорить эту емкость не было никаких сил.
«Сдвинь немного свое необъятное тело, разлеглась как тюлень», — услышала Шила от мужа. Она филологически болезненно воспринимала все слова в свой адрес, и даже те, что были написаны другим адресатам, умудрялась прочитать и принять как вызов, чтобы резко стать на оборону своей независимости, представляя иное предложение вражеским войском, которое покушалось на принципы ее республики, а одиночные слова или фразы — неприятелем, лазутчиком, шпионом, пытающимся взломать ее защиту. Отвечать ей было лень, она просто подвинулась, демонстративно отвернулась к розам на стене, будто хотела их понюхать. «Мне кажется, я слишком молода, чтобы вставать так рано». Четверг был самым невостребованным днем в ее жизни. Она чувствовала себя тем самым письмом, которое давно уже пришло и ждало, пока за ним придет он, откроет его, прочтет и ответит взаимностью.
«О чем ты задумалась?»
«О тюленях».
«Ну что ты, обиделась? У меня с утра с фантазией плохо, в голову только тюлени пришли, еще были слоны, но мне показалось слишком». — «Тогда бы твой хобот точно остался без водопоя». «Ты все еще сердишься?» — повернулся я к ней, обнял сзади. «Вроде четверг только, а я уже вся в субботе». «Сейчас я тебе устрою субботу». Начал гладить рукой меж ее интимных строк, что я там читал? «Весна!» И это уже был не крик, а бунт на каравелле, которая желала причалить к острову, а, может быть, даже разбиться о его берега, застигнутая внезапным штормом страстей.
— Идешь ловить бабочек?
— Думаешь, они уже есть?
— Да, у меня их полно.
— Я чувствую, — вникала моя рука все глубже в текст. — Откуда они?
— С Марса. — Шила сама не знала, почему назвала его имя.
— Земляки. Я ведь тоже оттуда.
— Те, что с Марса, любят закаты и заливы, — отгоняла от себя чужой образ Шила.
— В смысле? — вдохнул я волосы Шилы, не сильно придавая значения своим словам. От нее пахло любовью за сто километров, а может быть, даже за тысячу. Раньше я летел на этот запах, как кот на валерьянку, по пути совершая подвиги и преступления. Много ли надо мужчине для счастья, чтобы ждали. Теперь этот аромат все время был под боком. В земной жизни были определенные плюсы.
— Закатывать и заливать.
— А те, что с Луны — рассветы?
— Нет, сыр, я люблю сыр и вино, тебя и подарки, — беспощадно мешала правду с ложью Шила.
— Что тебе подарить?
— Море можешь?
— Безумная.
— Значит, не можешь?
— Не могу, оно мне дорого, как память об отдыхе.
— Жаль. Летом, с кем бы тебе ни спалось, просыпаешься с чувством легкого недомогания до тех пор, пока не съездишь на море.
— А с кем тебе не спалось?
— Догадайся.
— Ладно. Финляндию могу предложить.
— Там море холодное.
— Нагреем.
— Она зашла в море и нагрела его, — иронизировала Шила.
— Да, именно, своим безумием, — будто неожиданно дали горячее отопление, ощущал я жар ее тела, на которое стал давить мой атмосферный столб.
— Что ты хочешь, разгар весны. Все съезжают с катушек.
— И что, все женщины так безумны в этот период?
— Каждой крыше свой навигатор. Ты считаешь меня сумасшедшей?