Тер смолк, тяжело сглотнул и погрузился в воспоминания, тягостные и одновременно упоительные. Он больше не обращал внимание на посерьезневшего Габриэля, запустил пальцы в волосы и вновь начал переживать все события той ночи.
Они вошли неспешно, до отвращения торжественно, держась за руки. Зал утопал во тьме, такой притягательной ныне и такой бесчестной – она должна была навсегда забрать у Тера часть его души, саму жизнь вынуть из него. Посередине возвышался стеклянный резервуар, пока еще пустой, но скоро, совсем скоро он наполнится. Теркай в ужасе крепче сжал пальцы любимой, явственно ощущая, как все его нутро начало леденеть от надвигающегося горя. Он постарался преодолеть этот внутренний барьер и в последние совместные часы быть самим собой, как бы это тяжело для него не было.
Тишина благожелательно усиливала все звуки: спокойное размеренное дыхание Мэй, уверенные шаги, слабый шум готовых к работе аппаратов. Всего пара мгновений и все взорвалось гулом разбуженного механизма. Муж с женой застыли перед стеклянным резервуаром, отстраненно наблюдая, как медленно он наполняется мутной жидкостью.
Просторное одеяние, в которое Мэй облачилась всего пару часов назад, медленно упало к ее ногам. В неверном свете мерцающих приборов обнаженная кожа жены казалась заляпанной непозволительно яркими красками безумного художника, посмевшего прикоснуться к любимой Теркая. Она шагнула к нему, тесно прижалась, спрятав лицо на груди. Прощание... это просто невыносимо! Сейчас он ненавидел ее, всем сердцем, до глубины души, но намного меньше, чем любил. Как можно разжать эти закаменевшие в преддверии неминуемой беды руки и безропотно смотреть на гибель единственного любимого существа на этой проклятой планете? Как он может так поступить? Но Тер дал слово. И он не любил бы эту взбалмошную альфарку так неистово, если бы она не привносила в его жизнь свои сумасшедшие идеи. Он должен уважать ее выбор.
Ладони Мэй скользнули по его груди вверх, погладили кожу шеи, зарылись в короткие черные волосы. Тер вымученно улыбнулся и осторожно коснулся губами ее губ, запомнить их вкус, их мягкость. Жена сама яростно ответила на поцелуй, переводя его в страстный, безудержный, наполненный горечи и обещания. Обещания помнить и надеяться.
Он подхватил ее под ягодицы, прислонил спиной к прохладному стеклу ее будущей темницы, она обхватила его ногами, быстро магией лишая мужа одежды. Близость была слишком эмоциональной, на грани безумия, отдающая наслаждением и болью. Они не могли насытиться друг другом. Каждое прикосновение, поцелуй рождали горькую эйфорию, разрывающую внутренности жгучими эмоциями.
Тер мечтал продлить эти мгновения, превратить их в вечность, но понимал, что это не возможно. Оставалось лишь сдерживать рвущиеся из груди судорожные хрипы, чтобы не показать всей той боли, сейчас владевшей им.
– Пора... – выдохнула она Теру в губы, нехотя отстранилась, нежно провела пальцами по его лицу, бровям, губам.
Он лишь крепче прижал ее к себе, зарывшись носом в тонкие пушистые волосы, вдыхая в последний раз ее запах шафрана. Мэй осторожно высвободилась из его рук, только на мгновение дольше задержав свои пальцы в его ладонях. На ее губах появилась несмелая, чуть виноватая улыбка, глаза неестественно ярко блестели. Альфарка медленно, под пристальным, тяжелым взглядом мужа поднялась на подъемник и активировала механизм, чтобы нестерпимо быстро подняться и зависнуть над уже наполненным резервуаром. Она встряхнула головой, разметав по плечам волосы, оторвала взгляд от любимого и закрыла глаза. В ту же секунду ее тело охватило невозможно жгучее фиолетовое пламя. Из груди Тера помимо воли вырвался хрип, он схватился за горло, не в силах выносить развернувшегося перед его глазами. А маленькая освещающая все вокруг фиолетовым светом фигурка сделала шаг в пустоту и без всплеска стремительно провалилась в мутную жидкость аппарата.