Вдруг над головой альфара под потолком, или что у старого дракона его заменяло, появился странный сосуд из того же материала, что и воронка. Там, блестя и переливаясь всеми оттенками рыжего, бурлила лава. Тер в панике забился на столе, пытаясь выплюнуть воронку, отползти подальше от страшной угрозы. Прадед Габа властно положил ладонь на солнечное сплетение альфара, и тело того превратилось в безвольную колоду. Фиолетовое пламя, повинуясь приказу этого безумца, устремилось к гортани своего владельца и прочно обосновалось там, готовое по первому же признаку активизироваться.
– О, мальчик мой, тебе тоже интересно. Я уж подумал, что ты мне не дашь провести эти изыскания. Как хорошо, что тебе все же присуща толика любопытства истинного ученого. Ты ведь знаешь, что эта зверушка панически боится расплавленных недр земли? Психологическое состояние подопытного, не менее занимательная почва для опытов, – продолжал говорить с Габриэлем древний ледяной дракон.
На днище сосуда медленно начала образовываться трубка, направляющаяся к раскрытому рту альфара. Тер, не дыша, наблюдал, как неторопливо ползет сгусток темно-оранжевого цвета. Панические мысли разрывали его мозг, и он сейчас ненавидел друга за то, что они встретились, за то, что Габ что-то чувствует к нему, и в особенности за то, что сейчас молча смотрит. Когда капля горячей магмы устремилась в его рот, Тер не выдержал и истошно закричал, чтобы в тот же миг захлебнуться этим звуком, когда боль пронзила его насквозь, почти выжгла горло, ударила в голову, не оставив место ничему кроме мыслей о себе. Но тут же сила фиолетового пламени подавила острые шипы боли и начала залечивать повреждения. А магма продолжала размеренно капать... Теру казалось, что он оглох от своего крика, мир для него существовал теперь только в этой агонии, которая все более нарастала по мере того, как сила постепенно убывала из его тела. В секунды просветления между двумя каплями, он успевал подумать о том, как притягательна может быть смерть. И тогда приятное тепло разливалось в его душе, а перед сомкнутыми глазами появлялся образ любимой, такой, какой он ее обожал наблюдать по утрам в своей постели – улыбающейся и мечтательно разглядывающей его, когда ее пальчики разглаживали его черные жесткие брови.
Кончилось все слишком внезапно. Крох силы, еще теплившейся в нем, едва хватало, чтобы обезболить обожженное горло. Боль казалась уже чем-то родным и привычным. Он с трудом разлепил мутные от слез глаза и первым делом заметил, что сосуд с его ужасающим содержимым пропал.
– Неплохо. Вполне прилично. Я недооценил твой вкус, мой мальчик, – довольно произнес откуда-то сбоку Гатхард.
– Ты ничего этим не добьешься! – зло прошипел Габриэль.
– Ты же знаешь, что мне не обязательно твое добровольное согласие, – весело произнес дед. – Но это был бы предпочтительный вариант. Уж очень не хочется мне портить это прекрасное тело. Я в восторге от твоего цвета глаз. Этот оттенок так завораживающе прекрасен. Не могу дождаться посмотреть сквозь них. Все же я был прав, добавив в твою роговицу своей крови, а после того, как твои выжженные серебряные глаза восстановились, я смог любоваться весенним цветом ранней сирени.
Габриэль вдруг захрипел, пытаясь сдержать крик, но долго ему это не удалось, вырвалось вымученное: «Сука! Чтоб ты сдох!» И вот уже это странное место содрогнулось от звуков его истошного вопля. Что же прадед сделал с ним? Тело Тера начала бить крупная дрожь, мышцы периодически сводила судорога. Это так жутко, слышать подобные муки друга, теряясь в догадках о его судьбе. Как же тогда чувствовал себя Габриэль, видя, что именно делал с Теркаем этот безумец.
– Зачем тебе терпеть лишнюю боль? – успокаивающе, ворковал тихий голос. – Не лучше ли сдаться обрести покой?
– Иди в жопу, старый трансвестит! – сквозь крик ругался Габ. – Ты не получишь это тело!
– Разве стоит твое существование таких мучений? Много ли радости было в твоей жизни? – будто не слыша отчаянных слов своего внука, продолжал увещевать старик. – Ты никогда не использовал свой потенциал на полную силу… все кого ты любил не отвечали тебе взаимностью. Я знаю… я все про тебя знаю. Так зачем же продолжать эту агонию? Твоя личность растворится, уснет навеки, чтобы уступить место более сильной и цельной – моей!
– Нет! Нет! Нет! Сука! Сука! Никогда! – кричал от боли и ненависти Габриэль.
Тер уловил отчетливый невыносимо сладкий запах паленого, к горлу подкатила тошнота, он даже боялся представить, что там сейчас происходит. Он хотел кричать вместе с другом, умолять его прекратить все это, согласиться на требования сумасшедшего. Но он упорно молчал, осознавая, насколько это неправильное решение. Казалось, легче было самому терпеть адские муки, чем слышать эти крики.