– И ведь тебе всего лишь надо сказать пару слов этому упрямцу, – едва слышно на ухо продолжал говорить Гатхард. – Убедить его впустить меня. Разве может быть тебе дороже этот самоуверенный эгоистичный дракон, чем любимая жена? Разве не стоит ее счастье этой жертвы?
Тер через силу сглотнул, вставший в горле ком, расцарапавший прожженное горло, прикрыл веки, чтобы не видеть самодовольное лицо и наглые голубые глаза. Теперь ему предстоит противиться искушению. Но недра катаклизма, его испытание намного суровее! Как может он выбирать между любовью и дружбой? Единственной любимой и единственным другом? Это невыносимо! А этот гад, друг так называемый, все молчит! Ведь слышал, точно же все слышал. И молчит!
– Он размышляет, Сигурд. Вот видишь, ученый всегда поймет ученого, – усмехнулся старик.
Правильно, что Габ все же молчит, внезапно понял Тер. Чтобы сейчас ни сказал он, было бы лишним. Альфар почти наверняка знал, что никакие просьбы не подействуют на друга, никогда он не пожертвует собой ради призрачной возможности Теру быть счастливым. Но пока эти суровые, болезненные слова не сказаны, еще остается надежда. Зачем давать обещания или отговаривать, зачем говорить что-либо, пока не ясно, что каждый из них выберет. Предательство на словах – то же самое, что и на деле. Заранее знать об этом никто не хочет. Все верно! Пусть не говорит этого. Ведь тогда, смерть будет еще невыносимее, а если случиться спастись – жизнь покажется худшим мучением. А Мэй… Мэй всегда будет только его! Никогда Тер не позволит кому-то быть ближе к ней. Сама мысль о том, что этот старикашка копался в ее мыслях, восприятии мира, доводила альфара до неконтролируемой ярости. Никто не имеет права распоряжаться ее жизнью, она сделала выбор! А жить вдвоем, зная, что обрек единственного друга, дракона, всегда понимающего его без слов, оказалось до невозможного смешно. Жить мразью перед собой и любимой он не сможет. Мэй никогда ему этого не простит. У нее слишком доброе сердце. А любимую он уже потерял, оплакал. Не смирился, нет, но ведь именно Габриэль ему дал волшебного пенделя, чтоб не раскисал, не терял надежду. И если они погибнут, то вместе, прямо здесь, все втроем. Да, это будет правильно!
– Нет, – едва выдохнул Тер.
– Что? – нахмурился прадед, его голос неуловимо изменился, видимо такого ответа он не ожидал.
Альфар, не имея возможности громче говорить, лишь покачал головой со странной улыбкой, озарившей его лицо.
– Зверенышшшш… – внезапно сквозь зубы прошипел древний дракон, его ногти разом удлинились, превратившись в длинные алмазные лезвия, и вонзились в грудную клетку Теркая, пришпилив того к столу. – Ты пожжжалеешшшшь…
Эта боль была почти желанная, такая родная. Теру показалось, что он получает ни с чем не сравнимое удовольствие. Она прокатилась по всем нервам, взорвавшись огненным клубком в груди, из которой теперь торчали пять острейших лезвий. Оказалось нечем дышать, видимо легкие проткнуты насквозь, в сердце дед специально не целил. Тера сотряс кашель, исторгнувший из глотки кровавые сгустки. Как же ему было сейчас хорошо! Невообразимо хорошо! Ядовитые тиски, столько месяцев сжимавшие его сердце, теперь отступили на второй план, дали душе продохнуть от боли потери любимой. Это избавление! Теру стало смешно, и он не стал сдерживаться. Его хриплый, каркающий смех разнесся вокруг, заглушив обеспокоенный возглас Габриэля: «Вуди!»
Он смеялся, истерично, надрывно, выхаркивая кровь вместе с остатками легких, чувствуя, как жизнь медленно угасает в нем. С безразличием отметил, как свободно сжались пальцы в кулаки. Тер выгнул спину, еще больше насаживая себя на эти острия, не прекращая безумно смеяться. Он чувствовал себя по-настоящему счастливым, безгранично свободным.
– Ты думаешь это боль? Ты ничего не знаешь о боли! – продрали горло альфара совершенно искренние слова. – Ты не познал отчаяния, поэтому тебе не понять, что смерти я не боюсь.
С последними словами лезвия вышли из его спины с громким хлюпом, мгновенно хлынула из открывшихся ран кровь, заливая стол и грудь Тера. А он медленно сел, продолжая блаженно улыбаться и посмотрел на ошарашенных драконов. Теперь он увидел Габриэля, с частично содранной кожей и множеством ожогов, брызги его голубоватой крови украшали собой стены и пол этой темницы. Как же друг неважно выглядел, хотя он сам наверное в еще худшем состоянии. Но скоро все пройдет. Тер ласково посмотрел в сиреневые глаза Габа с невероятно расширенными зрачками, наполненными мукой и восхищением, и счастливо улыбнулся, чтобы безжизненной куклой завалиться на пол и не увидеть, что произошло дальше.