– Ты делаешь ошибку в пятом и восьмом сегменте. Там связка идет более сложная из-за накладывания сразу трех уровней плетения, – решил облегчить участь альфара Габриэль.
– О, точно, – расцвел Тер, и перед его внутренним взором раскинулась масштабированная карта местности. Он ее покрутил в разные стороны, подмечая малейшие нюансы вроде живых существ и пещер. Особо его интересовали пещеры. – Полезная штука. А если я к ней добавлю кое-что из своего?
Это был риторический вопрос. Ученый, не мешкая, вложил в плетение нити предыдущего своего заклятия со слепком ауры, и на этой импровизированной карте появилась четкая дорожка фиолетового цвета. Тер победно улыбнулся. Как он и предполагал, все дело в пещерах. А потом нахмурился: опять пещеры! Что-то он зачастил в них бывать.
Подошли к лесистому склону и решили немного отдохнуть перед долгим переходом. Выбрали не слишком продуваемое место между стволами невысоких сосен и, достав провиант, жадно вгрызлись в бутерброды. Горячий чай из термоса показался парням самым вкусным и желанным напитком, который мог существовать в мире. Как бы они хорошо экипированы ни были, а без магии холод пробирал знатно.
– Как долго ты еще намерен оставаться в этом мире? – отхлебывая чаю, спросил Тер.
Сидящий у толстого ствола дерева Габриэль изогнул бровь и оценивающе посмотрел на друга, носком сапога взъерошил снег и уже потом ответил:
– Первоначальная причина уже в прошлом. К наставнице у меня все перегорело: и обида, и влюбленность. Да… – задумчиво протянул он, – моя первая любовь и такое сильное разочарование, какими жестокими словами она меня отчитывала за признание... Но теперь от нее скрываться нет смысла, но и возвращаться поджав хвост я не намерен. К тому же я узнал, что меня разыскивает кое-кто намного значительнее моей нянюшки. А вот к нему бы я ни в коем разе не хотел попасться. Да и этот мир кое-чему полезному меня научил. Здесь я понял всю прелесть гедонизма и решил возвести его на пьедестал своей жизни.
– Неужели? И как же сейчас ты чувствуешь наслаждение? Морозя себе зад в снегу? – недоверчиво хмыкнул альфар.
– Да ты что! Я каждую секунду получаю кайф! Не физический, так моральный, – ухмыльнулся Габ, – сейчас, например, мне достаточно видеть твое прекрасное лицо.
– Смотри и мозги разом с чувством гедонизма себе не застуди! – выпалил Теркай и неожиданно для друга запустил в того снежком.
Нападение оказалось подлым и не было отражено ни магически, ни как иначе, поэтому плотный шарик снега с глухим хлопком ударил ледяного дракона прямо в лоб. Сиреневые глаза недобро сверкнули, и уже через секунду в альфара полетели плохо сформированные комья рыхлого снега. Тер, предполагающий такое развитие действий, споро на четвереньках ретировался за сосну, которая и приняла основной удар на себя. Правда, мягкому месту альфара все же изрядно досталось. Не прекращая обстрела, Габриэль шипел, как заправский дракон: «Ну теперь и твоя задница померзнет!» Теркай рассмеялся и быстро налепил множество снежков – условия ведь не изменились, магией так пользоваться и нельзя было. Собрав в охапку снаряды, ученый перекатился из-за ствола и быстро стал метать в белобрысого свои шары снега. Под перекрестным огнем парни набегались и накувыркались между деревьев, периодически отплевываясь от попавшего в рот снега, хохоча или ругаясь, когда особо удачный снаряд попадал в совершенно неподходящее место.
Через полчаса друзья уморились и попадали возле поклажи, тяжело дыша и нервно похихикивая. Раскрасневшиеся лица и озорно блестящие глаза обоих никогда не были бы соотнесены со взрослыми людьми. Хотя и людьми то они не были.
– Первая любовь – замечательное наверное чувство, – вдруг меланхолично заявил Тер, выставив перед собой руку с растопыренными пальцами и через них рассматривая низкое белесо-серое небо, готовое вот-вот обрушить на глупых путников новую порцию снега.
– Да, так… паршивое иногда, а иногда такое окрыляющее. Ну, тебе ли не знать! – фыркнув, заключил Габ.
– Никогда эта оказия меня не зацепляла. Как-то все некогда было. Да это у нас поголовно теперь такое. А любовь, как у моего брата, считается редкостью и легкомыслием. Бич нашего поколения! – хмыкнул ученый и, сжав кулак, резко опустил его в снег, подняв тем самым ворох хлопьев. – С того момента, как стало необходимо искать пути для продолжения рода, все как-то забыли про любовь. Существует только работа и «проблема». Сначала искусственное оплодотворение явилось выходом, но это свело на нет институт семьи в привычном смысле этого значения. С двухлетнего возраста детей забирают в центры обучения, где даются знания и проводят различные проверки и тестирования. Мы с Террином родителей видели только раз в месяц и на днях рождениях. Какая может быть привязанность в таком режиме? Да и взрослым тоже работы хватает… «Проблема» ведь до сих пор не решена. Но уже около сорока лет не рождалось альфаров. Искусственное оплодотворение себя исчерпало. Я дитя последнего поколения… – печально проговорил он.