Весной Блейком овладело сильное беспокойство. Он начал писать давно задуманную новеллу (о будто бы сохранившейся в штате Мэн секте ведьм), но почему-то никак не мог сдвинуться с мертвой точки. Чаще и чаще он просиживал у западного окна, глядя на отдаленный холм и хмурый, отпугивающий птиц черный шпиль. На ветках в саду пробились молодые листочки, проснувшийся мир расцвел новой красотой, однако беспокойство Блейка только усилилось. Именно в то время он впервые подумал о возможности пройти через город и во плоти подняться на сказочный склон окутанной дымом страны грез.
В конце апреля, как раз перед зловещей Вальпургиевой ночью, Блейк совершил первое путешествие в неведомое. Преодолев бесконечные улочки нижнего города и унылые, заброшенные площади, он вышел на идущую вверх авеню, вдоль которой виднелись поблекшие позолоченные купола, выщербленные столетние лестницы и осевшие дорические портики. Судя по всему, это была дорога в давно знакомый недостижимый мир за дымным маревом. Миновав несколько выцветших бело-синих дорожных знаков, не говоривших ему абсолютно ничего, Блейк подивился смуглым лицам людей и иностранным вывескам на магазинах, расположенных в коричневатых, десятилетиями не ремонтированных зданиях. Не встречая ничего похожего на виденное в бинокль, он снова начал склоняться к мысли, что Федерал-хилл, каким он казался издалека, — только страна снов, куда не может ступить нога человека.
Время от времени появлялся потрескавшийся церковный фасад или полуразрушенный шпиль, но ни намека на темный колосс, который он искал. На вопрос о большом каменном храме лавочник улыбнулся и непонимающе покачал головой, хотя говорил по-английски довольно бегло. Чем выше поднимался Блейк, тем загадочней становился городской пейзаж: какие-то путаные лабиринты мрачных аллей, неизменно сворачивавших к югу. Он пересек два или три проспекта, и ему почудилась в отдалении знакомая башня. Снова попробовав расспросить встречного торговца, он теперь мог поклясться, что непонимание было притворным: на смуглом лице проступил плохо скрытый страх; кроме того, Блейк заметил, как тот сделал правой рукой какой-то любопытный знак.
И вдруг слева, над рядами коричневых крыш, гнездившихся вдоль хаотичных южных аллей, на фоне затянутого облаками неба вырисовался черный шпиль. Блейк сразу его узнал и, недолго думая, направился к нему грязными, немощеными проулками, что следовали от авеню. Дважды он сбился с пути, однако не решался обратиться ни к старикам или домохозяйкам, сидевшим на преддверных ступенях, ни к детишкам, которые с криками носились по слякоти сумрачных проулков.
Наконец на юго-западе открылась башня и темнеющая в конце аллеи каменная громада. Скоро он вышел на продуваемую всеми ветрами площадь, мощенную как-то особенно, — на дальней стороне возвышалась насыпь. Поиски завершились, ибо на просторной, заросшей сорняками площадке за железной оградой, в своеобразном замкнутом мирке, приподнятом над остальными улицами на добрых шесть футов, вздымалось мрачное титаническое здание, опознать которое, несмотря на новую перспективу, Блейку не составляло труда.
Заброшенная церковь пребывала в состоянии крайне плачевном. Некоторые верхние контрфорсы обвалились, и кое-где в коричневатых зарослях сорняков и травы виднелись отколовшиеся изящные венки. Затянутые дымной гарью окна в основном были целы, хотя многие средники отсутствовали. Учитывая известную склонность мальчишек, Блейк весьма удивился сохранности темных от сажи и пыли оконных стекол. По границе насыпи, охватывая всю территорию наверху, тянулась проржавевшая железная ограда, а на воротах, куда вела лестница с площади, красовался висячий замок. Дорожка от ворот к зданию заросла совершенно. Повсюду царила особая атмосфера запустения и упадка, и, глядя на карнизы, где не было птиц, и на черные, не увитые плющом стены, Блейк почувствовал прикосновение чего-то неясного и зловещего, не поддающегося никакому объяснению.
По площади бродили какие-то люди, но, заметив у северного края полицейского, с расспросами о церкви Блейк направился к нему. Здоровенный ирландец в ответ, как ни странно, только перекрестился и пробормотал, что люди предпочитают помалкивать о ней. Блейк продолжал настаивать, и полицейский поспешно сослался на советы итальянских священников держаться подальше от этой церкви, по их клятвенным заверениям, некогда служившей прибежищем чудовищного зла, следы которого оставались до сих пор. Он лично слышал разные мрачные истории от своего отца, с детства запомнившего ходившие в те далекие времена слухи.
Когда-то давно в церкви обосновалась противозаконная секта, вызвавшая неведомый ужас из ночных бездн. Изгнать сие зло отрядили опытного священника, однако эффективнее всего оказался самый обычный свет. Если бы отец О'Мэлли был жив, он многое мог бы порассказать. Но теперь уже все позади, и лучше не ворошить этого дела. От старого здания нет никакого вреда, а его бывшие владельцы умерли или где-то в далеких краях. Еще в 1877-м, когда поблизости от церкви время от времени стали пропадать люди, с сектантами поговорили довольно жестко, и они разбежались, как крысы. Когда-нибудь городские власти за отсутствием наследников возьмут здание в свои руки, но лучше его не трогать — тут добра не жди. Пусть себе стоит, пока не развалится: что призвано вечно покоиться в черных безднах, пусть там и остается — тревожить его ни к чему.
Полицейский ушел, а Блейк остался стоять, глядя на угрюмую, увенчанную шпилем громаду. Узнав, что другим церковь тоже казалась зловещей, он воодушевился и принялся размышлять о том, какой элемент истины может содержаться в пересказанных стражем порядка давних слухах. Возможно, это были просто легенды, порожденные злотворной атмосферой самого места, странно только, что они удивительно похожи на один из его собственных рассказов.
Облака рассеялись, но полуденному солнцу, казалось, недоставало сил осветлить продымленные стены возвышавшегося на насыпи старинного храма. Вокруг все дышало свежей зеленью, но, как ни странно, весна совершенно не коснулась белесой, затхлой растительности ограниченного железной оградой пространства. Блейк машинально пересек площадь и побрел вдоль насыпи, выискивая что-нибудь вроде тропинки наверх и дыры в проржавевшей ограде. Сумрачный храм околдовывал, очаровывал, неодолимо притягивал к себе. У лестницы проникнуть внутрь не представлялось возможным, зато на противоположной, северной, стороне отсутствовало несколько прутьев. Можно было подняться по лестнице и по кромке насыпи пройти вдоль ограды до самой дыры. Опасаться, что помешают, не стоило: окрестные жители панически боятся этого места, вряд ли поблизости окажется хоть один человек.
Пока он поднимался по лестнице и огибал ограду, его действительно никто не заметил. В последний момент, уже собираясь пробраться на храмовый двор, он оглянулся: несколько человек на площади, делая правой рукой знаки — точно такие же, как лавочник на авеню, — опасливо отворачивали от церкви; кое-где захлопнулись окна, на улицу выбежала толстая женщина и затащила детишек в покосившийся некрашеный дом. Протиснуться в дыру не составляло труда, и скоро Блейк уже продирался через гниющие заросли сорняков заброшенного церковного двора. Судя по обломкам надгробий, когда-то очень и очень давно здесь было кладбище. Близость гигантских стен храма действовала угнетающе, но, собрав свою волю, Блейк подошел к трем огромным дверям фасада. Двери оказались надежно заперты, поэтому он решил обогнуть циклопическое здание, рассчитывая найти не столь солидный, но более доступный вход. Даже и в тот момент он не был уверен, стоит ли пытаться проникнуть в эту обитель запустения и мрака, однако не мог противиться притягательной странности храма.
В незарешеченное зияющее окно заднего подвала вполне можно было пролезть. Блейк заглянул внутрь: мрачное подземелье, затянутое паутиной, едва освещалось тусклым закатным солнцем сквозь грязные, закопченные стекла: груды мусора, осколки, обломки, старые бочки, разбитые ящики, всевозможная поломанная мебель — все покрыто толстым слоем пыли, скрадывающей острые углы. Ржавые останки печи свидетельствовали, что по крайней мере до середины Викторианской эпохи здание поддерживали в надлежащем виде.